я с утра фейерверком забитых мячей в ворота наших соперников. Однако на 80-й минуте матча счет был 0:0, и игра нашей сборной производила настолько дремучее впечатление, что даже громкие вопли комментатора по поводу так называемых «острых» игровых моментов наводили на меня неизгладимую тоску.
Какое-то сборище флегматиков и ипохондриков в красно-бело-синей форме с гордой надписью «РОССИЯ» на груди вяло и одновременно высокомерно пыталось продемонстрировать неграм технику владения мячом у своих ворот! Они без особого старания пытались передать мяч вперед другой группе красно-бело-синих, неврастеников-нападающих, которые, так и не дождавшись путного паса за всю игру, отчаянно ругались матом, находясь в офсайде. Их не смущало даже присутствие на игре президента Зимбабве и его красавицы-жены (по зимбабвийским меркам, конечно). Не в силах терпеть это еще десять минут, я выключил телевизор, предполагая конечный результат.
Посидев в нервной тишине минуту-другую, я схватил первый попавшийся журнал и попробовал почитать его последнюю страницу. Единственное, что мне удалось разглядеть в моем нервном состоянии, была карикатура. На ней был изображен здоровенный толстый мужик с характерным красным носом, стоявший в дверях перед супругой и выставивший ей напоказ большие, но на удивление пустые карманы. Смысл подписи под карикатурой сводился к чему-то на редкость философскому типа «У алкаша нету дома ни шиша».
«Тоже мне умники-моралисты!» – Я отшвырнул журнал в сторону. Задумавшись после этого, я понял, почему эта карикатура так задела меня. Она отчасти символизировала мою жизнь. Но только отчасти…
Да, возможно, в толстом алкаше с пустыми карманами вполне узнаваем я сам, Мальков Владимир Александрович, возраст – 33 года, медик по образованию, ныне безработный. И хотя я достаточно крупный по комплекции человек, все-таки красного носа у меня пока что нет! И для того чтобы убедиться в этом окончательно, я подошел к зеркалу. Нос оказался вполне нормального цвета, хотя мой общий вид был не слишком блестящим, и я не стал долго задерживаться у зеркала.
Жены у меня нет – Вера погибла пять месяцев назад в автомобильной катастрофе. Собственно, после этого я и пил запоем. До этого мое пьянство было вялотекущим, хотя и достаточно регулярным. Вычурно выражаясь, можно сказать, что раньше алкоголь был моим хорошим приятелем, другом, а после этой трагедии он стал моим спасителем. Во всяком случае, ничто другое мне не помогало. Ни соболезнования родственников и друзей, ни попытки свести меня с женщинами («хорошими» и «добрыми») не смогли мне помочь. Забыться в работе я не мог, потому что у меня просто не было таковой, а с наркотой я не стал связываться в силу своей законопослушности. И лишь залитые внутрь организма один-два литра спиртного при всасывании в стенки желудка вытесняли из души бесконечную черную гнусь, мешавшую мне чувствовать себя человеком.
Постепенно, с течением времени, душевные раны рубцевались, и количество ежедневного спиртного значительно снизилось, но, как и прежде, полностью отказаться от него я не мог, да и не хотел. Потому что не видел в этом смысла. На самом деле я, как человек, смею надеяться, неглупый и трезвомыслящий, давно уяснил для себя то, что окружающий меня мир тускл, сер и однообразен. И единственным способом примирить меня с ним, сделать его краски более насыщенными и колоритными является лишь выпитая стопка качественной водки. Или не очень качественной, в зависимости от обстоятельств.
Только после этого я мог видеть в окружающих меня пейзажах красоту и праздничность, в окружающих меня людях отмечать ум и доброту, а в беседах с ними находить их мысли интересными и содержательными. Можно сказать, что алкоголь сделал меня человеком, во всяком случае, человеком, общение с которым для других было не в тягость, а для некоторых, смею надеяться, даже в радость.
Я посмотрел на часы – было около одиннадцати. И подумал, что уже пора… Снова бросив взгляд на валявшийся на диване журнал с изображением алкаша, у которого ни шиша, я внутренне спросил сам у себя: «А как у меня с шишами?» Я залез в бар серванта и открыл заветную шкатулочку, где мы всегда с Верой хранили деньги. Пересчитав купюры, я пришел к грустному выводу, что имевшихся в наличии средств, похоже, будет достаточно, чтобы спокойно прожить в течение недели. Но не более того… Пить «сивуху» я себе позволить не мог из чувства собственного достоинства. По всему видно, что надо позаботиться о заработках. Сегодня же, видимо, придется отказаться от аутентичного «Смирнова» или джина и ограничиться чем-нибудь попроще. Положив деньги в карман, я отправился в дорогу.
Выйдя из подъезда, я пошел по своему длиннющему двору, сопровождающему девятиэтажное здание, в простонародье называемое «Пентагон» за его элитное местонахождение на набережной Волги и массивную пятиугольность самого строения. Обогнув торец здания, я углубился в дебри одно-двухэтажного «шанхая», который «Пентагон» и прикрывал от взглядов туристов, гуляющих по набережной. Проходя мимо одной из кирпичных двухэтажек, я стал заглядывать в окна первого этажа. Здесь жили мои друзья, у которых вчера было празднество: их сын женился, и я был одним из приглашенных на это мероприятие. Именно там мне и удалось назюзюкаться до того состояния, которое помешало мне вчера посмотреть футбольный