ускорить процесс.
К счастью внутри свободных мест было более чем достаточно. Всего четыре пассажира, не считая нас, и те рассредоточились друг от друга как можно дальше.
А за рулём сидел болезненного вида тип. С красными, будто от аллергии, глазами, в просаленной майке-алкоголичке на щуплом теле, а на голове – дырявая кепка с половиной козырька. Он тощими руками обхватывал огромный руль, и это выглядело настолько комично, что я предпочёл больше в его сторону не смотреть, боясь надорвать живот от смеха.
Горбун устроился возле окна, покрытого бесчисленными трещинами и сколами, и уставился на проплывающие мимо мусорные кучи. На лице его отразилось такое счастье, что мне аж завидно стало. Я не мог понять, что в этих помоях есть прекрасного, а в темноте всё и вовсе казалось одинаковым. Так что быстро потеряв интерес к происходящему за окном, я уставился себе на руки и погрузился в размышления о своей незавидной участи и о предстоящей работе.
Около часа мы были в пути, раскачиваясь и едва не переворачиваясь, когда автобус резко остановился.
– Крысы. – объяснил водитель и откинулся на спинку, заложив руки под голову и широко расставив локти.
Я привстал, желая увидеть, что он имел ввиду. Лучше бы этого не делал. В свете фар, прямо перед автобусом нёсся поперёк дороги серый поток. Подобно бурлящему горному ручью, он стелился по всем неровностям и способен был снести любое препятствие. Страшно представить, чтобы сделала эта стая с колёсами, если бы водитель решил пойти вброд.
Ждать пришлось долго, мучительно развлекая себя скудной фантазией и получалось плохо. Мысли крутились вокруг одних и тех же тем, не отдаляясь и не меняя угол зрения. К тому же горбун засопел, лишая возможности поговорить хотя бы с ним.
Вдруг дверь автобуса открылась и в салон поднялся человек в чёрной одежде, с капюшоном на голове, скрывающим лицо от лишних глаз. Из всех свободных мест, он выбрал то, что находилось рядом со мной. Сел и какое-то время шептал что-то невнятное.
Я украдкой рассматривал его, но в темноте вся его одежда сливалась в цельную черноту. Даже руки он спрятал в перчатки, и те стали неразличимы от ног.
– Я жду тебя… я жду тебя… я жду тебя… – повторял человек всё громче, но всё ещё слишком тихо, чтобы понять, не послышалось ли.
– Что, прости? – переспросил я.
Человек замолк, медленно поднял голову и повернул её ко мне. А челюсть моя чуть не отпала то ли от удивления, то ли от страха. Всё лицо незнакомца покрывали плотным слоем маленькие шарики, похожие на навозных мух, лишённых крыльев, или каких-то жучков. С перламутровым отливом, влажно поблёскивая, они, казалось, беспрерывно двигались и не было видно под ними ни глаз, ни носа. Только губы и тонкая полоска кожи вокруг них оставались непокрытыми.
Человеку нечем было смотреть, но я был уверен – он именно рассматривает меня, изучает. И когда я был готов закричать, он поднял руку и приложил указательный чёрный палец к губам.
– Я жду тебя. – повторил громко и отчётливо.
Как маленький ребёнок, в ужасе перед неизвестным,