в Лондоне, но освобождаться я, как видно, не хотел. В те годы я еще не знал: чтобы незаметно от себя не переносить на пациента свои проблемы, психоаналитик сам должен пройти терапию у какого-нибудь коллеги. Сейчас-то, наверное, те психоаналитики, которые еще не лежат в земле, а продолжают работать с пациентами над ее поверхностью, уже знают об этом, и такая практика стала общим стандартом.
При жизни я несколько раз встречался с моим другом-психоаналитиком Манфредом Бурбахом – я мог ему довериться, мы обсуждали мои проблемы. Но встречи эти не были регулярными. На одной из них он почти насильно влил в меня огромный бокал красного вина – точно такой же, как однажды влил прямо на улице, когда мы стояли под дождем: вы скоро узнаете об этом – я познакомлю вас с Манфредом. Он ни дня не обходился без красного. И втайне любил насилие.
Постояв немного в растерянности от моего беспорядка и моих откровений о своей юности, Рихард вышел из спальни. Мы прошли обратно в кабинет, а спальня опустела. Впрочем, не совсем: под кроватью, затаив дыхание, оставалась лежать женщина – та самая, что незадолго до этого открыла Рихарду дверь, – моя жена Рахель. Убедившись, что все стихло, она вылезла из-под кровати, отряхнула пыль, в недоумении оглядела окружающее пространство. Бесшумно подошла к шкафу, открыла его. На полках был идеальный порядок.
– Ну и что здесь забито как попало? Покажите мне! – тихо сказала она в возмущении, но этой фразой ее возмущение не закончилось.
– Мое белье было разбросано на всеобщее обозрение… – сказала Рахель, когда вечером мы с ней лежали в постели.
Я в этот момент был увлечен чтением книги, поэтому поток ее претензий не вызвал во мне ничего, кроме досады.
– Прости, – сказал я. – Это часть моей терапии.
– А Фрейд это одобрил?
Я понял, что книгу придется отложить. Господи, отец наш небесный, я очень люблю свою жену, но откуда берутся в ее голове подобные вопросы? Почему каждое свое ковыряние в носу я должен сверять с Фрейдом?
– Я с ним не советовался. Почему я должен получать на все одобрение Фрейда?
– Думаю, что Фрейд упал бы в обморок, – сказала Рахель.
– В обморок? Что ж, пусть понюхает нашатыря. Фрейда это не касается. Он никогда не считал меня хорошим учеником. Ему будет трудно смириться с тем, что его ученик превзошел учителя.
– Может, тебе надо было актером стать, а не психоаналитиком? – искренне предположила Рахель. – Выступал бы сейчас в каком-нибудь кабаре или водевиле…
Я представил себя в котелке, с тростью, в полосатых штанах, делающим веселое па на сцене кабаре.
– Я не комедиант, – сказал я. – Ты меня унижаешь. Моя миссия – помогать людям.
– Я все же надеюсь, что ты увлечешься каким-нибудь другим методом, и этот кошмар закончится… – сказала Рахель.
Склонившись к газовой горелке, ненасытная до чужой крови Гудрун кипятила шприцы в стальной кастрюле. Однажды я видел Гудрун во время ее