видела, как сильно расширились его зрачки, заострились черты лица, это словно был сейчас другой человек, не ее Антон, не ее такой нежный и любящий муж. Он резко развернул ее спиной к себе, впечатал в стену узкой прихожей, задрал ночную сорочку, тут же спуская трусики.
– Антон, нет… не надо…не так… Антон…
Вика вырывается, но ее держат очень крепко. Да что может сделать хрупкая девушка против мужчины весом восемьдесят килограмм и на голову выше? Она пытается что-то сказать, но рот зажимают ладонью, а между ног пальцы грубо проникают в ее сухое лоно так, что на глаза наворачиваются слезы.
– Сука, совсем меня не хочешь, никогда не хочешь, как бы я ни стелился перед тобой! Сука фригидная!
Шорох одежды, Вику еще сильнее вдавливают в стену, заставляют прогнуть спину, она пытается руками помешать тому, что хочет сделать Антон, но грубое и такое глубокое проникновение заставляет ее захлебнуться в собственных слезах.
Он на самом деле насилует ее, хотя можно все было сделать по-другому. Несколько долгих минут, Вика уже не сопротивляется, чувствуя только боль и пустоту. В голове туман, закрыла глаза, принимая грубые и такие болезненные толчки члена, который словно рвал ее изнутри. Антон хрипел, имея ее, только спустив штаны, как и был, в куртке и обуви, словно насильник свою жертву в темном переулке.
Вот он напрягся, дернулся, начал кончать, вынув член, помогая себе рукой, марая своей спермой. Слезы сами текли по щекам, нет, не от боли, а от обиды, от насилия собственным любимым человеком. Как он так мог поступить с ней? Поступить с ними? И ведь это не первый раз.
Антон сжимает ее плечи, Вика вздрагивает, снова вырывается.
– Черт, Вик, прости, прости меня, девочка.
Антон разворачивает ее к себе, в его глазах столько сожаления, он гладит ее по лицу, вытирая слезы. Даже ее слезы его возбуждают, как помешанный на ней, больной.
– Вик, я кретин, я не знаю, что нашло на меня. Черт, милая, прости, прости. Я просто… Столько всего навалилось. Бизнес не идет, я должен крупную сумму денег одному подонку, точнее, двум, их двое, суки ебаные, если не верну, то не знаю, что будет. Тебе, наверное, надо уехать.
– Денег? Уехать?
Вика вслушивается в слова Антона, он так растерян, постоянно говорит, просит прощения и гладит ее по лицу.
– Да, там три миллиона, сущая ерунда. Дали сроку три дня, я что-то придумаю, но, сука, как они меня достали!
– Три миллиона? Антон, это же так много! Господи, Антон, почему? Как?
– Меня просто кинули, я думал, будет общее дело, а они просто кинули, я так хотел, чтоб мы с тобой купили дом, помнишь, тот, что видели в журнале, как заведем собаку и детей, но ничего не вышло. Прости, прости меня, маленькая, прости, я такой кретин.
Антон опускается на колени, обнимая Вику, целуя живот, цепляясь руками за подол сорочки.
– Прости, что обидел. Я такой урод. Господи, такой кретин!
– Но ведь как-то можно все решить, можно взять кредит, можно договориться. Надо пойти в полицию, написать заявление, что те люди вымогают деньги.
– Моя