меня иногда бывают какие-то прозрения, но большинство событий я не помню, – между тем продолжила она. – Видимо, Боря сделал это специально, чтобы лишь частично вернуть мне воспоминания. И он это не со зла, ведь он оставил мне только хорошее, понимаешь? Если ты сейчас спросишь меня о том, что было плохого в моей жизни, я не вспомню ни единого момента, будто всегда жила в розовых очках. Я понимаю, что так не бывает, это жизнь и невозможно не получить от неё по голове. Хоть раз, но такое обязано случиться.
– Вот почему я был уверен, что ты это скажешь? – я не спешил слепо довериться её словам.
Головой понимал – это действительно может оказаться правдой, всё её безумное поведение как раз подтверждало сказанное. Так, как она действовала в самом начале, после того как Боря помог ей вспомнить меня, можно только при максимальной наивности. Меня это злило, бесило, не оставляло в покое, казалось глупым и безумным.
Но сейчас очень многое встало на место.
Мы все рождаемся с полным отсутствием чувства страха, он является приобретённым рефлексом. Для этого природа специально придумала боль, чтобы мы знали и понимали угрозу жизни и здоровью. Чтобы в таком убедиться – не нужно далеко ходить, достаточно посмотреть на поведение младенцев.
До определённого возраста они не чувствуют края, их любопытство на порядок превосходит благоразумие и происходит такое до тех пор, пока не станет больно. Достаточно однажды упасть с кровати и в следующий раз к её краю ребёнок станет приближаться с опаской.
Конечно, до полноценного осознания ошибок должно пройти немало времени, но начало закладывается ещё в младенческом возрасте.
Именно маленькую девочку мне напоминала Ольга в своих поступках. Я всё силился понять, почему так? С чего вдруг моя умная рассудительная невеста вдруг стала вести себя беспечно?
А всё просто, в её памяти не осталось и следа от всей той боли, что она получила в жизни. Опыт, тот самый, который мы приобретаем, лишь споткнувшись и разбив нос, его нет. Она словно только что родилась и делает свои первые шаги.
Только я в последнее время выступаю в роли благоразумия, заставляя делать правильный выбор, исходя из личного опыта. И очень хорошо, что у неё достаёт ума прислушиваться.
А ведь там, на площади, когда я поддался на их уговоры, там, где мы все едва не погибли. Именно после того случая, она стала оценивать свои поступки иначе и в первую очередь интересоваться моим мнением. А всего-то и нужно было споткнуться, увидеть ошибку, ощутить боль.
Я уселся на пол рядом с ней и заглянул в глаза. Всего за мгновение в моей голове пронёсся весь этот поток.
– Прости меня, – хлюпнула носом та, готовая разреветься в любое мгновение. – Я не хотела, чтобы ты волновался, ведь я люблю тебя, ты же знаешь?
– Ну, конечно, знаю, родная, – ответил я. – Ведь я тебя тоже люблю.
Наступила пауза, неловкая, давящая.
– Что нам со всем этим делать? – она отвернула от меня своё лицо, чтобы скрыть выступившие слёзы. – Что, если в самом деле во всём этом виновата я?
– Есть