чтобы не мешать ей побыть в одиночестве.
«Привет, Николь! Привет, Шарль!» – мысленно приветствовала супругов Мария и положила купленные на вокзале белые хризантемы на край надгробия Николь.
На кладбище, как всегда, было зябко и сыро. Где-то в его черной глубине, громко хлопая крыльями, умащивались на ночлег какие-то большие птицы, может быть, вороны, которые живут на белом свете триста лет.
Когда Мария вернулась к машине, Жак закрыл скрипучие кладбищенские ворота, и они поехали на вокзал.
– Я знаю, эта Николь дала по морде офицеру гестапо, – взволнованно сказал Жак. – Это весь город помнит. Настоящая жена генерала! Настоящая француженка!
– Да, она оказалась настоящая, – печально подтвердила Мария, вспоминая о том, как славно они с Николь купались на лошадях в Тунисском заливе; как жила она девочкой в ее губернаторском дворце; как красиво расшивал седла серебром и золотом умелец-мавр. Как гордо сказал ей о себе этот старый мастер: «Я был лучший басонщик во всей Мавритании, а теперь на всем Ближнем Востоке». И тогда на всю жизнь запомнила Мария, что, оказывается, есть такая профессия – басонщик, человек, расшивающий седла золотыми и серебряными нитями. И, оказывается, этой профессией можно гордиться и посвятить ей всю свою жизнь.
Теперь Мария Александровна думала, что подлинных мастеров в каждой профессии одномоментно живет не больше, чем человек по пятьсот на всей земле, а бывает, что и того меньше.
Поезд уже ждал их на перроне. Жак поднес ее саквояж к литерному вагону, отличавшемуся от других только номером 9. Что ни говори, а французские буржуа научились не выпячивать свои богатства, не колоть в глаза роскошью, не унижать, походя, малоимущих. Старая буржуазия на то и старая, чтобы быть умной.
– Простите, чуть не забыла, – Мария полезла в дамскую сумочку, – вот моя визитка. Здесь точный адрес и телефон. Жду. – Она протянула руку таксисту Жаку.
– Мадам Мари, вы что, не возьмете с меня расписки?
– Какой расписки?
– Насчет вашего авто.
– Жак, вы шутите? Мы с вами дали друг другу расписки еще в те времена, когда рисковали своими шкурами, когда вывозили из Франции солдат-мальчишек на яхте «Николь». Вы что, не помните?
– Помню, – глухо сказал Жак, – но сейчас времена другие.
– Для нормальных людей нет. Я так полагаю.
– Я вас никогда не забуду.
– Тогда вперед! – Мария пожала теплую сухую кисть руки таксиста Жака и ловко поднялась в тамбур. Она доверяла людям, ладони которых не потели. И, пожимая руку таксиста, как бы еще раз удостоверилась, что поступает правильно.
Это был Vagon-lit[5] – спальный вагон класса люкс. Мария сразу отметила, как хорошо здесь пахло – и чабрецом, и душицей, и лавандой. У того, кто комбинировал этот запах, было весьма тонкое обоняние. Встретил Марию еще в тамбуре, сразу взял у нее саквояж, и проводил до купе рослый импозантный мужчина в светло-серой форме железнодорожника. Он был такой представительный и такой торжественный, что его вполне можно было принять за генерала или адмирала.
– Прошу