желание наказать этого дурака, пославшего телеграмму… Но к сожалению, это не в наших силах.
Органное рокотание голоса Зацаренного меня подавляло. Я робко спросил:
– Отчего же?
– Оттого, что смерть учителя Коростылева – я имею в виду общественный смысл – скорее напоминает несчастный случай, последствие стихийного бедствия, чем результат преступления…
– Очень интересная точка зрения, – заметил я.
– Боюсь, что нам надо признать этого неизвестного дурацкого хулигана чем-то подобным случайному удару молнии или упавшему с крыши на голову кирпичу, – развел руками Зацаренный, доверительно наклонился ко мне, и узкий луч заходящего в окне солнца ярко вспыхнул в голубой эмали университетского ромбика на правой стороне его мундира.
– Хочу обратить ваше внимание, – сказал я, – что ни молния, ни рухнувший кирпич не обладают злой волей. Иначе говоря, умыслом…
– В том-то и дело, – вздохнул Зацаренный. – Вы не понимаете, что с точки зрения закона мы никогда не сможем доказать наличие умысла на убийство Коростылева у человека, отправившего телеграмму. Даже если допустить, что мы его найдем, – а это весьма маловероятно. Но и в этом случае он скажет нам, что просто хотел пошутить. Что с него, дурака, возьмешь? Никогда такое дело через суд не пролезет, вернут его нам или прекратят совсем. А то, глядишь, и оправдают этого кретина. А нам в отчетность – брак!
– Боитесь отчетность испортить?
– Не боюсь! – отрубил Зацаренный. – А не хочу! Хорошая отчетность с точки зрения демагогов – забота службистов, карьеристов и бюрократов. А на самом деле хорошая отчетность – это зеркало нашей работы. И цифры в отчетности – отражение нашей жизни. Поэтому я и борюсь за хорошие цифры. У меня на сегодня три кражи не раскрыты и один грабеж, вчера в общежитии строителей драка приключилась – виноватых нет, сейчас на повестке дня непримиримый бой самогонщикам и алкоголикам. Вот это все – реальные преступления, по которым я должен отчитаться. И за эту отчетность я болею и, как вы говорите, портить ее не хочу…
Я видел, что он устал от разговора со мной. А может быть, просто устал за день. Сегодня суббота, а он на месте. Вообще говорить таким гулким, утробным голосом – это само по себе утомительная работа вроде цельнодневного раздувания мехов. Да я и не хотел заводиться.
– Мне приятно, что вы переживаете из-за нераскрытых краж и грабежа, – сказал я. – Но непонятно, почему вы решили заранее, что телеграмму учинил дурак, кретин или глупый хулиган. А может быть, злодей?
Зацаренный с досадой пожал плечами:
– Я вам уже объяснял, что существует понятие юридической процессуальной бесперспективности. Закон предусматривает такие случаи. – Он с досадой ткнул в стопку книг на столе. – Статья сто восьмая Уголовно-процессуального кодекса гласит: «Дело может быть возбуждено только в тех случаях, когда имеются достаточные данные, указывающие на признаки преступления». Недвусмысленно ясно! Это закон!
– А мне неясно, – спокойно ответил я. – В научном комментарии к статье сто