и дорогими, многие из которых существовали всего лишь в нескольких экземплярах по всему миру.
– Мать жалуется, что ты совсем отбился от рук! Андре, в чем дело? Я плохо к тебе отношусь, или мать? Чего тебе не хватает? У тебя есть все! Дорогие шмотки, ты учишься в престижной школе… В чем твоё недовольство, сын? Да многие мечтают оказаться на твоём месте, черт тебя дери!
Отец тяжело вздохнул, прикрыв глаза, и, неожиданно для меня, сильно ударил по столу кулаком:
– Ты прогуливаешь школу! Мистер Скамп звонил, – отец устремил на меня тяжелый взгляд, не предвещающий ничего хорошего. – Сказал, что тебя не было почти месяц, Андре! Месяц! Объясни мне, объясни своему отцу, как можно прогулять месяц учебы? Ты знаешь, сколько стоит мне твоё обучение? А мать… за что ты так с матерью?!
Я сглотнул и опустил глаза на свои сцепленные руки со сбитыми костяшками, не в силах вынести упрекающего взгляда отца. Сердце противно заныло, как будто кто-то ногтями драл нежную ткань прямо изнутри, оставляя саднящие раны на живом моторе.
Отец отошёл от своего массивного стола цвета красной вишни и встал, глядя в окно, сцепив руки за спиной. Около минуты он молчал. Было слышно лишь мое тяжелое дыхание, которое я никак не мог выровнять, чувствуя себя последним куском дерьма, упрекая себя за то, что не оправдал ожиданий отца.
– Я думал, мой сын, моя кровь и плоть, никогда не заставит меня в нем сомневаться. Чувствовать стыд …
Я зажмурился, заёрзав на стуле, мечтая провалиться сквозь землю, лишь бы не слышать уже такой спокойный, даже равнодушный тон отца.
– Я все решил.
Повернувшись ко мне и не сводя с меня своего немигающего взгляда, отец продолжил:
– Завтра же ты отправляешься в закрытую военную школу на юге Франции, затем в институт.
Я вскочил со стула, желая возразить, но отец заставил меня сесть обратно одним своим взглядом. Подняв руку вверх, он как бы призвал меня к тому, чтобы я молчал и выслушал его до конца. Только сейчас я понял, почему все служащие и прочие шестерки, которые окружают моего отца, боятся Виктора Конти с его холодными серо-голубыми глазами. Его невозможно тяжелая аура неожиданно обрушилась на мою ещё не окрепшую юную психику, такое ощущение, что над головой завис Дамоклов меч.
– Отец! – все же осмелился я подать голос, как будто со стороны услышав, какой он дрожащий и испуганный.
– Нет, Андре! Я принял решение и не хочу ничего слышать, избавь меня от своих просьб и прочих унижений.
– Но мама…– хотел я использовать последнюю возможность вылезти без потерь из этой заварушки.
– Мама уже в курсе! – спокойно ответил отец, последними словами убивая мою надежду. – И она полностью меня поддерживает! Завтра же ты отправляешься во Францию и проучишься там около шести лет в военно-воздушной школе.
На какое-то мгновение его глаза как будто потеплели, и вернулся мой отец, который всегда во мне души не чаял:
– Андре, это для твоего