Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига
у кого карты хорошие, а у кого не особенно. Мать научила его тому, что сама знала о взрослой жизни, например «никогда не занимать деньги у бедняка», и называла его настоящим пронырой за тот интерес, который он проявлял к взрослой жизни. Деревенские мальчишки в выражениях не стеснялись и за то, что он все время совал нос в дела взрослых, звали его помойной хрюшкой.
Несмотря на все сложности, многие евреи, в том числе и Вильциги, гордились тем, что их семьи столетиями живут в Германии. Вильциги обитали в стране на протяжении более шести поколений; отец Зигберта, как и другие евреи в этом регионе, во время Первой мировой войны был солдатом и считал себя в первую очередь германцем, а уж затем евреем. Все изменилось после прихода к власти Гитлера в 1932 году. Раввин Лео Бек, выступая в 1933 году на конгрессе еврейских организаций, заявил: «Тысячелетняя история германского еврейства близится к концу»[7]. В небольших городках и деревнях немецкие евреи больше не могли игнорировать нарастающую угрозу нацизма.
В 1936 году для евреев вести дела в Кроянке стало невозможно. Ненавистники евреев распространяли слухи о том, что тот или другой еврей позволил себя антинацистские замечания, и такие доносы были для мэрии достаточным основанием, чтобы отобрать у еврея бизнес. Вильциги бежали в Берлин: ходили слухи, что евреи все еще могут продержаться в немецкой столице. Вскоре там должны были пройти Олимпийские игры, и под пристальным вниманием всего мира и зарубежной прессы берлинцы, как бы они ни ненавидели евреев, должны были вести себя смирно.
Сначала дела Вильцигов после переезда в Берлин действительно пошли в гору: они стали торговать одеждой. Зигберт посещал начальную школу, где училось 1500 еврейских детей. После школы он два года ходил в ремесленное училище. Все изменилось, когда германское правительство стало ограничивать евреев во всех аспектах частной и общественной жизни. С 1936 года еврейским детям было запрещено посещать школу, так что образование Зигберта внезапно подошло к концу. Бизнес у евреев отобрали или просто закрыли, а еврейских мужчин начали направлять на принудительные работы на заводы и фабрики.
К 1938 году большинство мужчин, способных носить оружие, уже состояло в германской армии. Оставшихся в промышленности было явно недостаточно, чтобы удовлетворить потребности той самой армии. Полиция отлавливала всех, кого могла, и старых и молодых, отправляла их на рабский труд на фабриках и заводах и накладывала серьезные наказания за отсутствие на работе или недовыполнение плана.
В 1943 году шестнадцатилетний Зигберт был на ночной смене на ламповом заводе Вебера, когда в цех вошел офицер и арестовал его. На офицере была коричневая шерстяная куртка с деревянными пуговицами – стандартная униформа обычной полиции, а не черная одежда с блестящими медными пуговицами, какую носили эсэсовцы, работники гитлеровской тайной полиции. По своему опыту Зигберт знал, что большинство полицейских не были членами нацистской