есть на самом деле, Костьянова. В самое ближайшее время.
Следующие полчаса провел в активных но бесполезных поисках информации по своим каналам, а потом отправился в соседний кабинет. На тот момент я еще не знал, чем обернется вроде бы обычное совещание…
***
Бесшумно вошёл в переговорную. Это была просторная светлая комната с длинным белым столом, за которым уже начали собираться мои коллеги. Вон и Лена смиренно сидит в уголочке. Вид пафосный, но я чувствовал, что она немного нервничала. А еще постоянно поглядывала на свой браслет.
Я хмуро уселся за стол, посматривая на Лену. Мне очень сильно не нравилась ее побрякушка, но я никак не мог понять, почему. И с этим тоже надо было обязательно разобраться.
А пока пришлось отвлечься на дела насущные. Совещание шло обычным ходом, я даже заскучал в какой-то момент. Ничего нового от коллег я не услышал, да и собрались мы больше для того, чтобы подвести черту перед следующим рабочим броском. Поэтому слушал вполуха, кивая и поддакивая в нужных местах до тех пор, пока не наступила моя очередь высказаться.
Я открыл было рот, чтобы изложить свою стратегию продвижения на европейский рынок, но понял, что губы и язык не шевелятся. Они словно онемели, да и дыхание замедлилось. Меня охватила легкая паника, когда я понял, что не могу произнести ни звука. Я не мог даже закричать, потому что у меня, кажется, пропал голос. Попробовал пошевелить пальцами, но тело словно налилось свинцовой тяжестью. Да черт возьми, что происходит!?
"Вам следует соблюдать осторожность с этим препаратом, иначе побочные эффекты могут быть чрезвычайно серьёзны", – вспомнились слова Шеймуса, с которым я разговаривал по поводу увеличения дозы успокоительного.
Судорожно перебирал в голове побочные действия, указанные в инструкции к таблеткам. Кажется, там говорилось что-то про онемение, заторможенность и потерю голоса в том числе. А я который день подряд ем по три таблетки в день вместо одной… Проклятье!
– Игорь Степанович? – подал голос Владимир Романович.
Он взирал на меня с такой презрительной усмешкой, от которой хотелось провалиться под землю.
А что я мог сделать? Даже в лицо ему не плюнуть, черт бы его побрал.
Я судорожно вздохнул, но даже не смог сжать руку в кулак. Тело не слушалось, словно замороженное. Я прикрыл глаза, готовясь к самому большому позору в своей жизни. Вот сейчас Вячеслав возьмёт свое слово, и тогда…
– Думаю, нам стоит прервать совещание, так как сейчас не лучший для него момент, – неожиданно раздался звонкий голосок рядом. – У Игоря Степановича сегодня случилось такое горе, такое горе… Прямо перед совещанием он узнал чрезвычайно грустную весть, которая сильно ударила по его стальным нервам. Думаю, нам всем надо войти в его положение и дать шефу переварить печальные новости.
Я открыл глаза и хмуро уставился на Лену. Что она задумала?
В висках начало покалывать, как всегда, когда в моем присутствии начинали открыто врать,