Валентина и к Пелагее, – говори соседушка.
– Вот я и говорю, свадьбу мужик богатый сделал. Насобирал по всем подворотням человек полтыщи, там тебе и мужики и бабы были, все, кому не лень было с печи слезть. Угодить селу надумал и пропоил более 500 рублей.
– Ох, ты ж, Господи! Деньжищи-то какие! – приплюснув правую руку к щеке, ужаснулась Валентина.
– Да кабы ещё это, так после ещё неделю гулеванили, поил и кормил всех, кому не лень в дом его прийти было, а после праздника-то над ним, дураком, все село смеялось. Хотел уважение водкой купить, а вышел изъян своему карману.
– Вот и поделом ему, коли он дурак набитый, – ухмыльнулась Серафима.
– На эти деньги можно в Северо-Американские Соединённые Штаты съездить, – задумчиво проговорила Марфа.
Подруги онемели и воззрились на Марфу округлившимися от удивления глазами. Брови женщин выползли вверх, а челюсть, отчалив от своего естественного причала, медленно поплыла в сторону вздымающейся груди.
– Ты чего, Марфа? – придя в себя от слов подруги, потрясших, казалось бы, своим безумием всех женщин, проговорила Серафима. Какие Северо-Американские Соединённые Штаты? Ты о чём, подруга? Очнись!
– Нормальная я, – поняв беспокойство подруг, ответила Марфа. – Это мой, видно, свихнулся. Поеду, говорит, в Штаты за золотом, в Ка… Канрифорнию.
– Калифорнию, – поправила соседку Валентина.
– Да, Калифорнию какую-то. Прописывали, сказал дуралей мой, в какой-то газете, что людей туда собирают на просмотр какого-то великого водопада прозываемого Наагарским…
– Ниагарским, – сказала Валентина.
– Да, Ниагарским, и продлится это безобразие два месяца. Так вот… мой дурень сказал, что как туда приедет то сразу за золотом в Калифорнию отправится. Пока, говорит, те люди водопад смотреть будут, он каменьев золотых насобирает, а потом с теми глядунами домой с золотом воротится. А денег, в газете той прочитал, надо всего-то 400 рублей. А у самого, дурака и красненькой нет.
– Плюнь ты на него. Все они дураки безмозглые, пусть себе мечтает. Мой тоже не лучше, – задумчиво проговорила Серафима. – На прошлой недели такое отчебучил, что аж диву даёшься, откуда такие мысли у них берутся. Толи с пьяни, толи с похмела, толи сам чёрт, прости меня Господи, – перекрестилась, – на ухо им шепчет.
Женщины перевели вопрошающий взгляд с Марфы на Серафиму и сосредоточили на ней внимание.
– Картины, говорит, рисовать буду. Заприметил у свата какую-то картинку в деревянной рамке, тот её на днях из Бийска привёз. На ней, сказал, деревья как у нас на взгорке. Купил её сват за три рубля и сказал моему дуралею, что картины те нарасхват шли. Сказал, что картина та писана каким-то художником с шишками, – высказалась Серафима.
– Шишки-то зачем ему… художнику тому? – удивилась Марфа.
– Мне это не ведомо, подруженька. И мой оболдуй не сказывал об этом.
– Шишкин это, – деловито проговорила Валентина.
Женщины воззрились на Валентину