Летом они цветут желтыми цветами. Попочки у цветков сладкие, их можно есть, что Лина (живет во дворе в маленьком домике, ровесница) и делает, а мы с Ольгой (подруга, живет во втором подъезде моего дома, на год старше) только обсасываем сладкий сок и выплевываем. Когда созреют стручки, можно делать пикалки и пикать, пронзительно пикать целый день, пока голова не распухнет. Еще есть лесопосадки вдоль железной дороги. Там идет одна колея, поезда ходят редко и всё заросло низенькими ветвистыми деревьями, слегка похожими на ивы своими продолговатыми серебристыми листьями. На них растут маленькие, длиной 5—6 мм узенькие зеленоватые плоды, которые мы называем финиками. У них неопределенный слегка сладковатый мучнистый вкус, и они идут у нас как лакомство.
Летом по квартирам ходят рыбаки и продают речную рыбу, в основном карасей. Бабушка очень вкусно запекает их в сметане. Просто объедение. Но есть приходится очень осторожно, так как в карасях очень много мелких раздвоенных костей.
Я и Оля на демонстрации
На праздники бабушка варит холодец, готовит неизменный винегрет и к нему селедка. Селедку у нас подавали с костями, снимая только шкурку и поливали постным маслом. Праздники – Октябрьские, Новый год, Первое мая и дни рождения.
Еще бабушка печет пирог в чуде или домашнее печенье, рецепт которого дала бабушке ее знакомая. Бабушке кажется, что ее печенье не такое, как она ела в гостях, но нам с мамой всё равно нравится.
Зимой мне купили лыжи, и я хожу по садику на лыжах одна. Скучно ходить по кругу, но далеко уходить мне не разрешают, а любителей кружить по садику нет. Я хожу вдоль забора и придумываю, что меня забросили в тыл врага на парашюте. Всё вокруг становится сразу загадочным. Опасности грозят мне из-за каждого заснеженного куста акации. Вон за забором фашисты с автоматами. Но голос бабушки, которая зовет меня есть, разгоняет мираж, и я плетусь обедать и собираться в школу. Я вся промокла и замерзла, прячась от немцев в кустах, и бабушка меня ругает, а Циля Иосифовна Ярошецкая под наш разговор пытается запихнуть своему младшему внуку, брату Борьки, жвачку. Мне противно на это смотреть, и я довольна, что малыш выплевывает ее на пол. Вечером мама и бабушка осуждают Цилю за такое кормление ребенка.
– Это в наше-то время! – сердится бабушка. – Не может сварить ребенку кашу! В деревне в старое время только самые бедные и ленивые так делали.
Когда я хожу в школу во вторую смену, то уроки делаю утром. А гулять после школы нельзя, темно. И я сижу дома, слушаю разговоры взрослых и делаю вид, что читаю книжку. Бабушка рассказывает захватывающие истории о своей работе акушеркой в деревне, откуда ее «сорвала» мама.
– Смотрю, а у нее (у роженицы) уже пуповина болтается. Я ловлю ребенка и скорее ее на стол. Главное теперь аккуратно перевязать пупок. У деток, которых я принимала, все пупки хорошие и никакой грыжи.
Задавать вопросы и вообще проявлять интерес к таким рассказам мне нельзя.