ситуации следовало бы придерживаться солипсизма и признать собственное сознание в качестве единственной твёрдой реальности. Или вообще начисто забыть друг о друге. Чтобы каждый смог представить себя Больцмановским мозгом.
– Знаешь, браток, мне и собственного мозга пока хватает, – заметил Семидядькин. – На хрена бы я стал представлять себя ещё кем-то?
– Не кем-то, а чем-то, – пояснил студент. – Больцмановский мозг – это гипотетический объект, который возникнет в результате флуктуаций вакуума после того, как во Вселенной выгорят все звёзды и ничего не останется, даже света. Такой мозг будет существовать сам по себе, в полном одиночестве, и беспокоиться ему окажется не о чем.
– Хм, ёпт, нда-а-а…
После этой реплики второй помощник младшего менеджера помолчал, собираясь с мыслями. Затем поинтересовался:
– Ты, наверное, из тех, кто каждый день составляет список дел на ближайшее время? А?
– Почему только на ближайшее? – удивился студент. – Я всегда по возможности стараюсь заранее выстраивать порядок своих действий. Ну, конечно, в соответствии с мерой их важности. А ты разве не так поступаешь?
– Я – не так.
– А как?
– Да никак… Я ведь не Больцмановский мозг.
– По какому же принципу ты живёшь?
– А по такому, как медведь с кольцом в губе.
– Не понял.
– Ну, это соответственно поговорке: мол, неохотлив медведь плясать, да как не запляшешь, когда губу теребят.
– А-а-а, понятно.
На том их разговор истощился, и минут пять Пётр Калькин и Тимофей Семидядькин продолжали двигаться в пасмурном безмолвии, с окаменело-сосредоточенными лицами, подобные двум истовым прозелитам неизъяснённого верования, вышагивающим по жидко одушевлённому краю мироздания.
Оба понимали: в подобных ситуациях лучше всего не думать ни о чём конкретном. Но в том-то и дело, что данный рецепт несовместим с реальностью, ибо человеческая мысль никогда не стоит на месте, даже во сне или в наркотическом бреду. Хотя сложившиеся обстоятельства недалеко отклонялись от разновозможных бредовых конфигураций.
Как бы то ни было, Калькину и Семидядькину не хотелось реагировать ни на что. Оттого, не встречая почти никого на своём пути, оба принимали это как положительный факт. Правда, они миновали странного мужика, который сидел на скамейке и, шевеля губами, читал газету «Довольная Кубань». Странность выражалась в том, что мужик то и дело принимался ржать как полоумный. Студент и второй помощник младшего менеджера удивлённо покосились на читателя газеты, а тот не обратил на них ни малейшего внимания… Это был кладбищенский сторож Ираклий Лошадиди. Он ради посильных гонораров сочинял садистские куплеты, которые регулярно публиковались на последней – юмористической – полосе газеты под рубрикой «страшилки». Теперь он держал в руках свежий номер «Довольной Кубани» и наслаждался плодами собственного творчества:
Скачет