измучены добавками долгого хранения, что смотрелись пластмассовыми болванками.
Наверное, это красиво. Наверное, это шикарно. Да только мне было до мозга костей противно здесь находиться.
Среди толстопузов, по-индюшачьи расхаживающих по двору под руку с молоденькими девушками модельной внешности. Среди парней и мужчин, на первый взгляд спортивных и подкачанных, но напоминающих тающее мороженое, покрытое черной дорогой тканью, подвязанное дохлой змеей-галстуком. В глаза бросались золотые сверкающие запонки, часы на руках высокого класса, модные лощеные прически.
Такую и мне сделали, когда я сошел с самолета, зализали, как пионера, но я ее пятерней сильно испортил, потому пряди неаккуратной копной падали на глаза.
Темноволосая девчонка с сережкой в нижней губе пыталась ко мне подобраться и привести в приличный вид, но я отмахнулся, позже заметив, как она испуганно косится и заламывает руки. Аня, кажется. Единственная девушка, кто на этом маскараде не вызывал у меня рвотного рефлекса.
Я слишком привык к своей деревне: к простым нарядам, к природной красоте, к теплу солнца, к свежести воды из реки.
Пятнадцать минут истекли очень быстро, а я не успел мысли толком привести в порядок. Выпил стакан воды и пошел в уборную. По пути свалил вазу и зацепил угол стола бедром. Люди, сыпнувшие в стороны, меня не смущали, меня больше волновало, что лететь с женой нам придется в непогоду. Только бы не отложили рейс. Только бы не оставаться в этом ненавистном мне городе.
Я стоял напротив зеркала и думал, не перегнул ли палку с Брагиной. Но отступать некуда: она моя будущая жена, и как бы ни было противно, мне придется на нее смотреть, как на временную любовницу. Жестокая необходимость, что так больно ранит мое едва зажившее сердце.
Умылся холодной водой, в надежде выгнать из головы воспоминания. Да только это невозможно, все равно что вырвать сердце из груди, сжать его в кулаке, слушать, как бьется в агонии, а потом положить под ноги и проткнуть каблуком.
Капельки влаги стекали по щекам и заползали за ворот белой, как снег, рубашки. Жестокий мир прокрутил меня в мясорубке, но я выжил, очнулся. Хотя и не живу толком, а так… как пугало огородное – мотаюсь туда-сюда, разгоняя воронье от урожая.
Я вышел из туалета в еще более жутком состоянии, чем был. Чтобы отвлечься, проверил кольца в кармане, попросил охрану не отходить далеко, предупредил, что мы здесь не задержимся.
Невеста появилась в конце коридора одна. Ни отца, ни матери, ни брата или друга, кто бы ее поддержал. Одна, словно березка в поле, под диким ветром реальности.
Я не ожидал, что она выступит против брака. Это было откровением. Шоком. Брагин принудил ее? Свою дочь, кровь и плоть, отдал чужому мужику без согласия? Да, мне выгодно, что он такой мудак, но… Как-то слишком жестоко. Разве родные так поступают? Как их после такого родными-то называть?
Девушка вдруг показалась мне куколкой под стеклянным колпаком. Красивой, нарядной, изысканно-свежей, но недоступной. Она понимала, на что идет, и плотно запечаталась от внешнего мира. Я это чувствовал