Николкой. Я ждала появления его сестрицы, ведь должна же она была поинтересоваться, что случилось. Мальчик старался держаться по-мужски, но удавалось ему это с большим трудом. Было похоже на то, что он вот-вот разревётся. Я погладила его по голове и, почувствовав во мне союзника, Коля доверчиво заговорил:
– Тётя Мотря, вы скажите тятеньке, чтобы Чешку не убивали. Она такая смирная, мы ей всегда сахар давали, она так осторожно губами с ладошки брала, чтобы не укусить нечаянно. Она нас узнаёт, особенно Таську, всегда радуется, когда та приходит. Таська больше всех с ней возится, разговаривает даже, Чешка её слушает, она всё понимает. Ей богу, я не вру.
Моему удивлению не было предела:
– Тася возится в Чешкой? А сегодня утром заходила?
– Да, заходила. Хлеб с сахаром принесла.
Я попыталась успокоить ребёнка, хотя успокаивать надо было и меня:
– Никто Чешку убивать не будет.
– А почему тятенька сказал, что надо пригласить коновала? Это же лошадиный убивец.
– Это лошадиный доктор, – неуверенно возразила я.
Вскоре вернулись хозяева лавки. Евдокия сказала, что доктор ничего страшного не обнаружил, Захар вовремя отшатнулся, и удар получился вскользь. Лошадиное копыто разорвало кожу, а крови с головы в таких случаях всегда очень много. После обеда появился коновал, выглядел он очень впечатляюще: абсолютно заплывшие, едва различимые между опухшими веками красные глаза и сизый нос, похожий на большой баклажан. После осмотра Чешки, он сказал, что лошадь пьяная. Было видно, что в этом вопросе он разбирается очень хорошо. Ещё лошадиный доктор сказал, что это пройдёт, усыплять её, конечно же, не надо, давать больше воды, несколько дней не запрягать, не выводить из конюшни и вообще поменьше трогать лошадь. И вскоре она придёт в норму. Основательно угостившись наливкой, лошадиный доктор покинул лавку. А я понимаю, что пришло время мне что-то предпринимать, если не хочу, чтобы на моих глазах совершилось «смертоубийство». Нельзя дожидаться третьей попытки, надо остановить убийцу.
Вечером я узнала, что бабушка с внучкой собираются вместе заняться какими-то домашними делами, кажется перематывать пряжу и развешивать её для просушки. И я, выбрав удобный момент, зашла в комнату Пелагеи. Старушка что-то искала в ящиках комода, а Тася с обреченным видом наматывала пряжу на веретено, похоже, мечтая улизнуть при первой возможности, которую я ей и предоставила. Изображая смущение, я пролепетала: «Пелагея Поликарповна, тут такое деликатное обстоятельство, Тасечка, извини, при тебе говорить не могу, рано тебе ещё об этом…» Тася кивнула и выскочила из комнаты.
Я была уверена, что после такого предисловия она обязательно останется подслушивать у двери. И специально достаточно громко и внятно начала говорить: «Я почти уверена, что вычислила злоумышленника. Но дело очень серьёзное, только во время моего короткого пребывания здесь произошло два покушения на убийство, но я не могу назвать подозреваемого в интересах следствия, хотя вы и наняли меня для этого