как её видели все православные. Я же, в свою очередь, как будто видоизменил эту религию и сделал её индивидуальной для себя. Я был уверен, что перекреститься надо три раза подряд, чтобы показать Всевышнему свою преданность, а повторяя по три раза про себя «спаси и сохрани», я как бы признавал Его власть и Силу, униженно прося помиловать меня в трудную минуту и разрешить мне не страдать.
Я знал, что всё в мире в руках Господа и чтобы не навлечь на себя его гнев, я как можно чаще старался выказать Ему свою покорность и подобострастие.
Недалеко от дома, где я жил с родителями, была церковь. И я считал, что в этом месте сосредоточен портал, через который рабам Божьим дозволено обращаться к Нему. Бог, конечно, был повсюду и если ему понадобится, он всегда может достать любую свою тварь. Но если ты, простой смертный хотел обратиться к Нему, ты должен был делать это через церковь. Поэтому всегда, когда я находился далеко от дома, я представлял в своей голове примерное направление, где находится церковь и когда я крестился и кланялся три раза, я делал это в сторону церкви.
Но я стеснялся делать это на людях, поэтому крестился и кланялся лишь в те моменты, когда точно знал, что поблизости никого нет. И чтобы извиниться за своё малодушие перед Богом, я постоянно смотрел в Его сторону, то есть в направлении, где, как я предполагал, находится церковь. Я смотрел туда и вкладывал в свой взгляд как можно больше извинения и покорности, ведь сильнее всего на свете я боялся гнева Божия. И я рассчитывал, что если буду регулярно смотреть в Его сторону с извиняющимся видом, он простит мне, что я стыжусь креститься по три раза и кланяться на глазах других людей.
Это была моя тайна, и о ней не знал никто, даже моя мать, которая открыла мне в детстве дорогу к Богу.
Несколько раз Антон Маратович и кое-кто из друзей замечали эти мои взгляды в сторону Бога и тогда спрашивали: почему я туда смотрю? На это я отвечал всем, что делаю упражнения на глаза, чтобы зрение не портилось, смотрю иногда вдаль для фокусировки. Вроде бы такое объяснение всех удовлетворило, поэтому я смог позволить себе регулярно извиняться перед Господом и показывать этим своим взглядом, что я Его раб.
Это служило мне своего рода оберегом, ведь пока я регулярно подтверждал свою преданность, Бог ни за что не оставил бы меня в беде и предотвратил бы любые на меня посягательства и напасти.
Я никогда не обсуждал этот свой ритуал ни с кем, даже не говорил о нём матери, хоть она и познакомила меня впервые с азами религии. Я считал, что об этом вообще нельзя ни с кем говорить, потому что Бог мог бы посчитать подобную болтовню оскорблением. Я носил свою веру в себе и ни с кем никогда ею не делился.
***
Выйдя из туалета, я поднялся на второй этаж, достал из-под коврика ключ и открыл дверь в нашу комнату. Окно было распахнуто настежь и чтобы внутрь не налетели комары и прочая дрянь, я прикрыл створку занавеской и только потом включил свет.
С улицы слышалась отдалённая музыка, дискотека подходила к концу и там снова играла медленная песня. Интересно, Самсон так и продолжает танцевать с Ангелиной? Я с облегчением