так сложно понять, что я не хочу сдохнуть, не отомстив за себя? Это мое последнее дело. Я пойду на него в любом случае, независимо от того, согласитесь вы мне помочь или нет. Не согласитесь вы, найму других. Отговаривать меня бесполезно, я все уже решил!
Выговорившись, Полунин сел на диван. Воцарилась тягостная тишина. Нарушил ее Болдин:
– Не горячись, Иваныч, лично я согласен помочь тебе. Ты для меня немало сделал, я тебе многим обязан... Только объясни мне, почему ты сам хочешь ехать в этот свой Тарасов, ведь можно же кого-то нанять. Обратись к Самбисту, я уверен, он тебе не откажет. Найдет пару ребятишек, ты купишь им «волыны» и отправишь этих стрелков в командировку. Киллеры-профессионалы сработают лучше нас.
Полунин медленно перевел взгляд на Болдина.
– Я, Славик, не живодер. Мокрушником никогда не был и не буду, – ответил Полунин. – Пусть этой херней занимаются бритоголовые братки Антона. Это они, насмотревшись американских фильмов, чуть что за пушку хватаются и думают, что крутые. Русский вор в первую очередь действует умом, а не силой. К тому же жизнь человеку дает только бог и не мне решать, отнимать ее или нет. Я могу лишь поуродовать ее им, как они, каждый в свое время, покалечили мою.
После этих слов Полунина у Болдина на душе полегчало. Когда в самом начале разговора Владимир сказал, что опасно болен, он, сразу же отметая все вопросы о своем здоровье, сообщил, что не намерен ложиться в больницу.
– Я уезжаю в Тарасов, – сказал он им. – Прежде чем лечь на операцию, итог которой лично для меня абсолютно ясен, мне необходимо сделать несколько дел... Раздать старые долги десятилетней давности. И я хочу, чтобы вы мне в этом помогли.
Никакие увещевания Шакирыча, что глупо в данной ситуации заниматься подобными делами, что надо прежде всего позаботиться о здоровье, на Полунина не действовали.
Он твердо стоял на своем:
– После операции у меня такой возможности уже точно не будет.
С того момента, как Полунин упомянул о «старых долгах», Болдин не сомневался, что речь идет о физическом устранении врагов Полунина. Участвовать в подобных акциях Славке почему-то не хотелось. По натуре он был, безусловно, авантюрист, но все же не убийца.
Но авторитет Полунина был столь высок, что Славка не мог отказаться, и поэтому, когда узнал, что речь об убийствах не идет, у него с души свалился груз тяжкий.
Однако последняя фраза Шакирыча, мужика всегда умеренного, осторожного и отнюдь не кровожадного, удивила Болдина.
– Я тоже согласен помочь тебе, Володя, – произнес Шакирыч после недолгих раздумий, – но для всех нас было бы лучше, если бы всех твоих врагов просто замочили... Впрочем, отговаривать тебя я не стану, ты уже все решил, а значит, это бесполезно.
Полунин, выслушав Рамазанова, никак не отозвался на это заявление, он лишь спросил, есть ли еще какие вопросы.
– Когда выезжаем? – спросил Болдин.
– Завтра в ночь.
Неожиданно дверь, ведущая в кабинет, скрипнула, на пороге появилась жена Полунина. Увлекшись разговором, Владимир не услышал, как она вернулась домой,