и роль участников, представленных на портретах, в самой войне. И такое единство фактически становится формальным, чисто демонстративным. Да и не совсем патриотичные участники «Бессмертного полка» легко могут использовать его в неблаговидных целях. Нашлись же даже «беспринципные шутники», пронесшие однажды портреты фашистских преступников, обвинённых Нюренбергским трибуналом. Какое уж тут воспитание патриотизма?!
А вот боль утраты не может быть коллективной. Невозможно переживать за неизвестного человека без знания того, какой вклад он сделал в победу, и кто он в общечеловеческом плане. Конечно персональная боль потери близкого при организации «Бессмертного полка» подразумевается, как внутреннее чувство несущего портрет к своему герою. Да действительно, человек погиб за общее дело во время войны, выполняя поставленную ему задачу или определённую функцию, и какая при этом разница в частностях. Однако, боль утраты – это индивидуальное чувство, переживаемое кем-то лично или группой близких людей по поводу конкретной, известной со многими нюансами личности. И в этом случае никакая коллективность не может заменить состояния души скорбящих, глубины восприятия событий и остроты их оценки.
Всё, как положено: парады,
Салюты дивной красоты,
Живым участникам – награды,
Героям-городам – цветы.
И неизвестному солдату
За всех, исполнивших свой долг,
Венок. А личную утрату
Напомнит нам «Бессмертный полк».
Здесь орденов иконостасы,
Отметив у штабов успех,
Не выделяются из массы:
«Ведь подвиг же один на всех».
Всё демонстрирует Победу,
Единства мощные черты.
Но есть незыблемое кредо:
Скорбь не приемлет суеты.
Она в свече перед портретом,
Омытом горькою слезой.
И ляжет боль утраты этой
На гордости победный строй.
Да, действительно: победа – одна на всех. И она в целом – радость для оставшихся в живых. Вот только степень этой радости различна. Кто-то потерял при этом надежду на успешную реализацию строившихся когда-то планов. Другой лишился не просто близкого, но и единственного человека, определявшего всю предшествовавшую совместную жизнь. И как теперь без него строить какие-то планы и воплощать их? Много молодых, красивых женщин и мужчин детородного возраста лишились естественной функции – продолжения рода человеческого. Им стало недоступно самое жизнеутверждающее чувство любить и быть любимым. И вот тут-то начинает давить и преобладать зависть к соседям, у которых мужу, жениху или невесте удалось преодолеть каким-то образом требование к призыву на фронт, или избежать трагического финала жизненного пути. «А как же это получилось-то? И почему моего или мою так жестоко отняла судьба?!» И накладывается на общую радость победы горесть личной утраты своего будущего при подспудном