Павел Мельников-Печерский

В лесах


Скачать книгу

Прохорычем… Осталась среди искушений… Не под силу ей против брата идти: таков уродился – чего ни захочет, на своем поставит. Запереть Манефу он не запер, но, разбудив старого Пантелея, дал ему наказ строго-настрого глядеть в оба за скитским работником, что приехал с Манефой из Комарова.

      – Чтоб к обительским лошадям и подходить он не смел, – приказывал Патап Максимыч, – а коль Манефа тайком со двора пойдет – за ворот ее да и в избу… Так и тащи… А чужим не болтай, что у нас тут было, – прибавил он, уходя, Пантелею.

      Глава тринадцатая

      Смущенная внезапным появлением Якима Прохорыча, Манефа не могла выдержать его присутствия и ушла с Фленушкой к себе в заднюю. Игуменья всем телом дрожала, едва на ногах держалась. Еле-еле дошла до горенки, опираясь на Фленушку.

      – Что с тобой, матушка? – говорила ей оторопевшая девушка. – Аль неможется? Шалфейцем не напоить ли?.. Аль бузиной с липовым цветом?

      – Не надо… Ничего не надо… – отрывисто отвечала мать Манефа.

      Когда вошли в боковушу, там никого не было. И здоровенная Анафролия и богомольная Евпраксеюшка суетились в стряпущей, помогали Никитишне ужин наряжать.

      Тяжело опустилась на стул Манефа. Фленушка взяла ее за руки. Как лед холодные.

      – Что это, матушка? – сказала Фленушка. – Дай я раздену тебя, уложу, тепленьким напою, укутаю…

      – Ах, Фленушка, моя Фленушка! – страстным, почти незнакомым дотоле Фленушке голосом воскликнула Манефа и крепко обвила руками шею девушки… – Родная ты моя!.. Голубушка!.. Как бы знала ты да ведала!..

      И горячо, страстно целовала Манефа глаза, щеки и уста Фленушки.

      – Матушка, матушка! Что с тобой? – встревоженная необычными ласками всегда строгой, хоть до безумия любившей ее игуменьи, говорила Фленушка. – Матушка, успокойся, приляг…

      – Постой, постой, мое дитятко, милая моя, сердечная ты моя девочка!.. Как бы знала ты!.. О Господи, Господи, не вмени во грех рабе твоей!.. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей, отжени от мене омрачение помыслов… Уйди, Фленушка, уйди… Кликни Евпраксеюшку с Анафролией… Ступай, ступай!..

      Фленушка стала перед Манефой на колена и горячо целовала ее руки.

      – Не пойду я от тебя, матушка, – сказала она со слезами. – Как мне оставить больную тебя? Не сказать ли Аксинье Захаровне?

      – Оборони, Господи! – воскликнула Манефа, вставая со стула и выпрямляясь во весь рост. – Прощай, Фленушка… Христос с тобой… – продолжала она уже тем строгим, начальственным голосом, который так знаком был в ее обители. – Ступай к гостям… Ты здесь останешься… а я уеду, сейчас же уеду… Не смей про это никому говорить… Слышишь? Чтоб Патап Максимыч как не узнал… Перед светом уеду… Дела есть, спешные – письма получила… Ступай же, ступай… кликни Анафролию да Евпраксеюшку.

      Вышла Фленушка, а Манефа закрыла лицо руками и тихо зарыдала.

      Пришли Анафролия с Евпраксией. Воспрянула подвижница. Слез как не бывало. Коротко и внушительно отдав приказ собрать ее тайком в дорогу, пошла она в моленную.