им безбедное существование и возможность показать себя в боях, которые, несмотря на заключённый мир, всё ещё вспыхивали на пограничных территориях. Девушки из семей побогаче обучались этикету и танцам, музыке и рисованию, дипломатии и торговле, а если у них был магический дар – их отдавали в академии или Университет Сюр-Мао на юге.
Набрав полную корзину вяленых красных перцев, сельдерея, петрушки и толстеньких чёрных подосиновиков, я медленно шла по улице, прислушиваясь к удалявшемуся шуму базара, цокоту копыт и еле заметному шелесту багровых клёнов. Деревья здесь, в Пределе, росли неторопливо, были приземистыми и кряжистыми, словно хотели покрепче прикрепиться к земле. Клёны неохотно сбрасывали восковые маленькие листочки – по одному, по два, не желая оголять к зиме крутые и тяжёлые плечи ветвей. Пахло травой, поутру схваченной первым инеем, пахло каминным дымом и горькими привядшими гвоздиками в каменной вазе у одного из домов. Мне было привычно холодно: короткая кожаная курточка нисколько не удерживала тепло, чулки вместо того, чтобы согревать, только кусали продрогшие ноги. Но всё это было ничего. Меня волновало совсем другое. Я остановилась и опустила тяжёлую корзинку себе под ноги. Подняла голову.
Сквозь обрывки перистых облаков просачивалось белое зимнее солнце. Я поняла, почему на флаге стражей два цвета – золотой и белый. Белый – цвет зимнего солнца, золотой – летнего. Белый – цвет ожидания, надежды и сна. Тогда почему я проснулась? Почему со вчерашнего дня во мне горит огонь странного, необъяснимого ожидания? Я с опаской потянулась мыслями в тот миг, когда Солнечный страж посмотрел на меня в последний раз – строго, разочарованно, нежно. Я знала множество оттенков взглядов, но так, как он, никто ещё не смотрел на меня. Видимо, ему тоже было неловко во всей этой нелепейшей ситуации, да и друзья в открытую смеялись над ним. Нашёл, мол, на кого любоваться!
Сердце забилось тревожно, но я заставила себя подхватить корзину и продолжить путь. Дело было ведь не только и не столько в чувствах, о которых Рамина рассуждала с той лёгкостью, с которой может говорить лишь девушка, никогда не ведавшая настоящих чувств. Была ещё одна причина – мой дар. Магия, что таилась в моей крови, встрепенулась одновременно с растревоженным сердцем. И это означало что-то невероятно важное, но что с этим делать, я не имела ни малейшего понятия. Пусть я осталась сиротой и воспитывалась в приюте, я всё же была чистокровным магом по рождению. И я знала, что если к дару не прикасаться и делать вид, что его не существует (как это и было в моём случае), то в один прекрасный день может произойти катастрофа. Матушка Евраксия рассказывала, что бывали случаи, когда неуправляемый дар сжигал человека изнутри или толкал на сумасшедшие поступки, из-за которых гибли другие люди. Бедная матушка, она была уверена, что сумеет пристроить меня в Академию Вестена…
– Ворон считаешь? – раздался над головой знакомый голос, и я встрепенулась. Это был Вильгельм, лейтенант из городской охраны.
– Да, – призналась