лишусь здоровья минимум на год, – воскликнул я.
– Мы будем дегустировать! – улыбнулся друг, принимая мое замечание как восторг.
Нашел дегустатора! Я в винах разбираюсь, как белый медведь в ананасах. У нас в Сибири нет виноградников. У нас есть опилки. И много. В них я разбираюсь. В знании опилок я любого винодела за пояс заткну.
Мне казалось раньше, что и он такой же. В молодости, помню, портвейн «три семерки» за милую душу употреблял и не кривился. Без всякого предиката. И о вкусе ничего не говорил. Вкус вина в молодости мы и вовсе старались не замечать. Так было приятнее. Когда он успел коллекционные вина полюбить?
В корзинах оказался еще и сыр – разный: с плесенью, с дырочками и без них, коричневатый, желтый и совсем белый. Тоже много. Неужели мне еще сыр придется дегустировать?
– Будем пить с сыром, – объявил мой друг, ставя тяжелые корзины на стол. – Хотя некоторые вина из тех, что я принес, с сыром не сочетаются. Я вообще думаю, что с вином ничего не сочетается. Вино нужно пить, не закусывая. Иначе букет вина не понять.
Если рассуждать логично, то закуска с любым спиртным не сочетается. Зачем мы закусываем? Чтобы не пьянеть? Тогда зачем мы пьем?
Я после первой никогда не закусывал, а вторую никогда не пил, если мне не связывали руки и не вливали насильно.
Он еще что-то говорил о сыре и вине, произносил какие-то загадочные слова: бикавер, мерло, пино нуар, кьянти и т. п., а я, удобно устроившись в плетеном кресле, залюбовался тихим остывающим днем, переходящим в вечер.
За кудрявыми яблонями, спускаясь по пологому склону, ослепительно зеленел подстриженный покосом луг, упираясь в небольшую каменистую речушку. А за ней, блестя белыми стволами, начиналась березовая роща. Прямые деревья стояли просторно и величаво, выдавая светлую вековую русскую печаль. И всё это оттенял бирюзовый свод небосклона. И было тихо… Так тихо, что дух захватывало и щемило в груди. Белизна берез усиливала боль. Даже цветастый петух в комфортабельном курятнике молчал, смущенный природным великолепием.
Я словно провалился в облако очаровательной дремы, и сквозь нее доносились до меня сухие, будто вывернутые наизнанку, слова друга: аппеласьон, декантация, ассамбляж, фраппирование…
Видимо, после школы он времени даром не терял: столько интересных слов выучил, чтоб выглядеть состоятельным мужиком. Пустое на олигархов равняться! Чем ему сравниться с количеством их денежных знаков? Разве что количеством вирусов, если повезет заразиться гриппом.
– Оцени купаж, – приговаривал мой друг, наливая на дно бокала вино. – И не пей глотками, словно у тебя обезвоживание. Вино нужно жевать.
– Жевать я его буду, когда оно затвердеет, – отшутился я.
– Твердым вино не бывает, – серьезно отреагировал на мою шутку друг и с твердой рассудительностью продолжал:
– Вино бывает жесткое, закрытое, затхлое, зеленое, редуктивное, сложное, тельное, толстое, усталое, с самыми различными ароматами… Вам, темным, не понять.
Где уж нам! Стоит человеку узнать