улыбка. – Локка меня звать. Локка, сын Норда.
И старосте невдомёк было, что Нордом величали родину чужака, так что представился тот просто Локкой, сыном Севера.
– Что ж Локка, отоспишься тут на полатях сегодня. Дочку всё-таки бабе отдай, отогреет её, простыни чистые найдёт. А назавтра я тебя в дом отведу обживаться.
Локка кивнул.
Перед сном попросил у жены старосты чистых простыней да нагретой воды. Сам дочку отогрел, укутал и, не выпуская младенца из рук, улёгся в три погибели на полатях.
Той ночью в избе плакал сын старосты. Надрывно, капризно.
А дочь кузнеца только иногда открывала свои голубые глаза и пристально, молча, смотрела в темноту, словно видела там больше, чем остальные.
Старица
Локка быстро обжился в деревне.
Кузнеца тут и вправду уважали, но если дело не касалось ковки да починки, его дом обходили стороной. Даже спустя три года, он так и оставался чужаком.
Единственным частым гостем в доме кузнеца была старица.
Сгорбленная, опирающаяся сухими руками на кривую дубовую трость, она, вероятно, помнила ещё те времена, когда жители деревни приносили жертвы старым богам, сжигали идолов и встречали Самайн с предвкушением, а не страхом.
Те времена прошли, а мудрее старицы в деревне по-прежнему не было никого. Вот только не мудрость привела её в дом кузнеца, а одиночество. Её тоже уважали, к ней приходили за советом, за травами, за позабытой ворожбой, но никогда не наведывались просто так, с гостинцем или добрым словом.
Вот и нашла старица в доме кузнеца друга, сына, да ещё и внучку.
– Тебя как зовут, серебряная моя? – спросила старица, поглаживая девочку по пепельным, почти белым, как зимнее небо волосам.
Малютка, лет четырёх от роду, внимательно посмотрела на гостью голубыми глазами, отбежала и спряталась за отцом.
– Ба! – воскликнула старица. – А глаза то какие! Небось, душа старая, мудрая.
Кузнец, не привыкший к гостям, только тогда и вспомнил о приличиях да долге хозяина. Он вежливо пригласил старицу сесть за стол, пока его дочка неуклюжими детскими ручками накидывала мятую скатерть и выставляла две крынки простокваши, едва их не расплескав.
– Так как зовут чудо это? – переспросила старица, берясь за угощение.
Простокваша оставила на её морщинистых губах густой белый след. Девочка, следившая за странной гостьей, едва заметно улыбнулась.
– Рогнедой зовут, – ответил кузнец, пристально смотря на дочь.
– И что, молчит до сих пор?
Кузнец не ответил, залпом выпивая простоквашу.
Внезапно девочка сделала какой-то быстрый жест руками и с мольбой уставилась на отца.
Локка тут же растаял, с улыбкой потрепал дочь по белокурой головке и предупредил:
– Можешь, можешь. Только от дома далеко не уходи.
Девочка закивала и выбежала за дверь, быстрая, как осенний ветер.
– Ба! – протянула старица. – Значится, не молчит. На своём, безмолвном балакает.
– Мать