на расстоянии. Видела, что он делает, чувствовала, как медленной походкой идёт от моря к своей хижине, чтобы дневным сном укрыть своё сознание и загорелую кожу. Мысли о нём накидывали на меня невидимый плащ, заставляя в мгновение забыть обо всём, что меня могло волновать. Я влюбилась.
Мы плыли по реке около получаса, до тех пор пока не упёрлись в другой берег. Ребята из причалившей первой лодки помогли нам, девочкам, выбраться из своих челноков на землю. Здесь поблизости уже стояли торговцы с водой и мороженым. И мы решили сделать небольшой привал.
Внезапно к нам, рассевшимся прямо в своих одеждах на земле, начали подбегать индусы с просьбами сделать фотографии. Приятные молодые мальчики и девочки с выразительными лицами немного неуверенно и стеснительно брали нас под руки и становились в шеренгу, чтобы запечатлеть по непонятным причинам нужные им кадры.
Пекло достигало своей кульминационной точки, и мы становились похожими на расплавленных русских граждан, оказавшихся не готовыми к абсолютно обыденному индийскому солнцепёку. Было два часа дня, но мы все уже изнывали от жары.
Индусы по-доброму смеялись над нами и предлагали попить их бутылочную воду.
А нам предстояли осмотры ещё одного храмового комплекса, после которого мы должны были вернуться в наш лагерь на ужин.
Помню, я подумала об индусах, что никогда не видела настолько с виду наивных и безобидных людей. Казалось, по большей части они действительно были таковыми. Эти качества неизменно характеризовали их народность. И впоследствии именно они заставили меня по-настоящему полюбить эту нацию – бедную, но по-своему душевно богатую: щедрую, открытую и неравнодушную к миру, к окружающим людям.
Помню, в последнем храмовом комплексе, вокруг древних руин и развалин, я гоняла замеченных мною маленьких бурундучков, вспомнив детство и удивительно навеселившись в месте, по сути, не предназначенном для этого. Одетая в длинное женственное платье, с косичкой я носилась между античными камнями и по-детски хлопала в ладоши, когда замечала выбежавшего мне навстречу зверька.
Меня иногда накрывало какое-то дурачество, которое было мне свойственно, и я от души погружалась в него, веря, что в жизни нужно лавировать, как велел достопочтенный Кастанеда, используя приёмы «осмысленной глупости». Последняя позволяла мне быть собой и в то же время никем. Размыть границы своей личности, избавиться от неё, смеяться над собой и миром. В такие моменты я чувствовала себя особенно хорошо, воспаряя над всей серьёзностью существования, смеясь и надсмехаясь над ней.
Так я чувствовала себя свободной.
Возвращение в лагерь после тяжёлой автобусной ночи и знойного дня было облегчением и, несмотря на усталость, поднимало настроение в предвкушении вкусной индийской пищи и предстоявшего полноценного отдыха. А вечером мы должны были отправиться на таинственную гору Ханумана, чтобы отпустить солнце в царство Морфея до следующего дня.
По дороге мы, сближенные общими