мне увидеть в ее серо-голубых, отцовских глазках грустинку, и я готова была горы свернуть, чтобы выполнить любое ее желание.
Дочь прижала к груди вполне себе настоящий утюг, что был полгода назад назван самой любимой игрушкой (непонятно за какие такие заслуги, но я уже не вмешивалась), и без которого не обходился ни один выход в свет.
– Мой утюзок, Агасе не дам, – похоже, я сегодня не первая, кто пытался разлучить ее с «игрушкой».
– Хорошо, Аглаше мы его не отдадим, но сегодня ты берешь его в последний раз, – я громко вздохнула, наблюдая, как ребенок засиял прямо на глазах, уверенный, что и завтра и послезавтра добиться от меня положительного ответа по этому вопросу, не будет стоить ей ничего.
И, к моему сожалению, она была права. Я была как пластилин в ее руках, и ничего с этим поделать не могла.
– Мамаська хавосая, – подойдя ближе Ева подставила мне свою розовую щечку разрешая поцеловать, что от нее был знак высшей милости, которой удостаивался далеко не каждый.
При взгляде на нее, у меня всегда начинало щемить сердце. Тут было намешано все: беззаветная любовь к моей малышке, без которой я не мыслила и дня, радость, что боги подарили мне ее в самый сложный период моей жизни, и неискоренимая тоска по ее предателю отцу, точной копией которого она росла.
Боги, как же я хотела ненавидеть его, за всю ту боль, что он мне причинил, но разве можно это сделать, если самое дорогое на свете существо словно ходячий его портрет?
Те же вьющиеся черные волосы, те же глаза, то же очертание губ. Не захватив при побеге из Черного леса три года назад ни одной нашей совместной фотографии, сейчас я видела Ангела в каждом ее взгляде, мимике и жесте. Казалось, даже королевские манеры передались этой проказнице с его генами. Ну вот как в таких условиях можно забыть мужчину, что променял тебя на другую.
Думаете с чего же я это взяла? А тут все просто, зная моего мужа, я могла хоть сто раз сменить имя и бегать от него по всем измерениям, он бы все равно нашел меня в течение, максимум, недели, а тут уже третий год глухо, как в танке.
Ну ничего, нам и без него отлично живется!
– Сеня! – раздался из кухни голос Аглаи.
Подруга, как и обещала, не оставила меня одну, на произвол судьбы, за что я ее чуть ли не боготворила. Она помогла мне с новыми документами, где я решилась сменить лишь фамилию, оставив в память о прошлом свое имя. Помогала с деньгами, в первые месяцы нашей кочующей жизни, когда меня, восемнадцатилетнюю беременную девчонку, даже в поломойщицы не брали. Она присматривала за Евой, если мне надо было отлучиться, или готовила еду, когда у меня на это не было ни времени, ни сил.
Не будь Аглаши в моей жизни, я бы, наверное, прожила не больше недели, так как навалившаяся на меня в то время глубокая депрессия, свела бы в могилу не хуже любой смертельной болезни.
За прошедшие три года мы сменили три места жительства, осев, около месяца назад, в пригороде Зарграда, где нашли для Евы отличный детский сад.
Сама Аглая, сразу же после переезда сюда, устроилась на работу в цветочный магазин, что находился в десяти