Иной. Темной дырой, в которую превратилась душа Темуджина.
Мальчик стоял, глядя в пустоту – туда, где еще несколько мгновений назад дышала добрая старая женщина, не сотворившая ни единого зла. Сумрак вдоволь напился крови, Силы, страха и сейчас выталкивал нас на поверхность, будто негодную пищу. Я взял Темуджина за руку и вывалился в прежний солнечный мир. Вокруг не осталось ни следа синего мха.
– Мое имя Джалим-хоса. – Я постарался, чтобы голос не дрожал. – Тебя надо перевязать. – Надо было оттянуть тот миг, когда потребуются объяснения.
Темуджин смотрел на меня, как молодой волчонок, – с недоверием и глубоко спрятанным страхом. Я потянул с его плеча халат, пытаясь обнажить рану, и мальчик будто во сне послушно принялся распутывать завязки. Пока что все случившееся казалось ему дурным видением. Сын вождя еще не осознал и не верил. Но уже чувствовал.
Да. Лучше спросить сейчас.
– Скажи, Темуджин… Ты давал Клятву? – Я надеялся, что мой нехитрый прием сработает. О какой-то клятве шла речь в обоих предсказаниях, и я ждал ответа. Думал, что маленький мальчик, лишившийся отца из-за вечной вражды степных племен, поклялся не допускать более войны. Ему суждено было создать мирное государство от японских берегов до западных пределов Римской империи – так сказал шаман Орчу.
– Нет.
Какой же ты дурак, Джалим-хоса…
Я расхохотался в голос, как безумный. Я и был обезумевшим Светлым чародеем – таким, которых уничтожали свои же, если раньше их не забирал Сумрак. Сейчас по мою душу уже шли Светлые и Темные – все, чьим послушным инструментом я стал. Все, кого пытался обхитрить.
Я слышал негромкие хлопки неподалеку – с таким звуком открывается жерло сумеречного портала.
Первой была Сели-ханым. Темная шла обманчиво легкой походкой, но от ее шагов Сумрак волновался и шел кругами. Полы длинного одеяния хищно шевелились, прижимаясь к земле. Пожалуй, остальные явились зря – Высшая ведьма развоплотит меня одним движением. После всех событий я был что безвольный барашек против матерого волка.
– Джалим-хоса! – Темуджин вдруг вырвал меня из созерцания приближающейся смерти. – Я буду как она?
– Ты будешь… сильнее. – Я с трудом не сказал «хуже».
Ноги совсем отказались держать, и я рухнул коленями в пыль. Все одно – приговор от Совета или растворение в Сумраке. Лишь бы быстрее кончилась эта мука.
Темная остановилась.
Темуджин строго глянул на нее – так, как умеют только дети. Затем поднял камень, откатившийся от могилы Есугая, и приложился к нему губами. Собрав какие-то крохи Силы, я только со второго раза смог взглянуть через Сумрак и вскрикнул. Мальчик творил что-то немыслимое – его душа, уже слитая с Тьмой, снова расслаивалась и покрывалась цветными пятнами.
Древнетюркское наречие зазвучало для меня снова.
Я, Темуджин, рожденный от Есугая,
Отрекаюсь от своей Силы.
Я не отдам ее никому, ибо она сеет разрушение.
Я