подъезды, если оттуда выходили люди, мигом брал во внимание. Она там и когда-то выйдет, а он ее…
Завершающий поцелуй, длившийся нескончаемо долго, Роберт прервал, потому что настала пора посмотреть на часы. Эту деталь, часы, он не снимал никогда. У женщин есть побрякушки – сережки, колечки, цепочки, у мужчины – безжалостное и неуловимое время, подчиняющее своим жестким правилам. Время, которое должно быть всегда с ним, ибо это контроль, о нем нельзя забывать. Еще лобызая Нелли, он протянул руку к выключателю бра, включил свет и поднес запястье к глазам.
– Одиннадцать, ё!.. – подлетел с постели Роберт, забыв, что секунду назад находился во власти упоительной неги.
Он лихорадочно натягивал одежду, но поспешность обычно ведет к рассеянности: не находятся то носки, то трусы, а потом оказывается, они рядом. Нелли повернулась набок, подперла рукой голову и с тоской, означавшей, что она удручена, произнесла:
– Опять несешься? Тебе плохо со мной?
– Хорошо, – застегивая «молнию» на брюках, бросил он. – С тобой замечательно, но пора домой. Я и так задержался сверх нормы.
Нелли упала спиной на подушки, окончательно расстроившись, и пробубнила на одной ноте:
– Норма… домой… Со мной ты всегда в рамках нормы, по регламенту, в строго отведенное время. Стремишься домой, как будто нельзя подольше остаться, все равно же будешь ей врать.
– К тебе я стремлюсь больше, – и закрутился на одном месте, как юла. – Где мой галстук?
Она закинула руку назад, сняла галстук со спинки кровати, протянула:
– Вот он. Наступит когда-нибудь такой день, когда тебе не надо будет бежать домой?
– Наступит. Скоро я поеду в командировку, то есть Тори скажу, что еду в командировку, а мы с тобой махнем дня на три в дом отдыха.
– А мне хочется, чтоб «командировка» продлилась годы.
Затянув узел галстука, поправив воротничок, Роберт присел на кровать, обнял Нелли, вздохнув:
– Я бы с радостью стал мусульманином, у них там многоженство разрешено, и взял бы тебя второй женой, но моя первая не согласится.
– А я тоже хочу быть первой. И единственной.
– Лапуль, ты же знаешь, что это невозможно.
– Почему?
– Не могу я бросить Тори и детей.
– И на том спасибо, что хотя бы честно признаешься, а не кормишь пустыми обещаниями. Ладно, иди домой.
Но как уйти без прощального поцелуя – жаркого, страстного, достающего до самого дна? А как трудно оторваться от губ и тела Нелли, от навязчивого желания раздеться и залечь с ней на всю ночь, снова получить кайф, который не получает ни один наркоман, – заоблачный. Однако часы не имеют совести, тикают, сволочи!
– Не скучай без меня, – сказал он нежно.
– Буду. Ну, иди, иди.
Роберт спускался по лестнице не в безумной спешке – ноги не шли. Спускался и размышлял над своим тяжелым бытием. Чего ему не хватает? Огненного жара, чтоб мозги отключались. Тори во всех смыслах образцовая жена, но в постели холодная и вялая, как медуза. Тем