для просушки на злополучном бортике, и задумался.
Умереть в Вайкунтхе – это надо было обладать той еще удачей; но что-то подсказывало птицебогу – живьем он добычу до дворца не донесет.
Рядом с бассейном предавался благочестивым размышлениям плешивый старик с тощими ручками-ножками и округлым брюшком; по всему видать, великий мудрец и праведник. Явление с небес сперва мохнатого крикуна, а затем Лучшего из пернатых, отвлекло старца от бормотания мантр – и он сперва бочком подобрался ближе, а там и решил завести беседу.
Мудростью поделиться.
– И рад бы ракшас в рай, да грахи[4] не пускают! – приятно улыбаясь и слегка картавя, сообщил мудрец.– Нет, сынок, живым не дотянешь…
– Сам знаю,– буркнул Гаруда, ищась клювом под мышками; и язвительно добавил:
– Папаша…
Он очень не любил, когда кто-то угадывал его мысли.
Наверное, потому, что это случалось чаще, чем Гаруде хотелось бы.
Слова мудреца медленно проникали под своды птичьего черепа (видимо, из-за картавости старца), располагались поуютнее, становились своими, родными…
«Ракшас! – осенило птицебога.– Точно, ракшас! Как же я сам-то…»
И почти сразу, молотом вдогонку озарению:
– Ракшас в Вайкунтхе?!
– Нет, не донесешь,– разлагольствовал меж тем словоохотливый мудрец, игнорируя как шумные страдания ракшаса, так и разброд в душе Гаруды.– Жару не хватит…
– У меня? – возмутился птицебог.– Да я… всю Землю…
– На одном крыле,– меленько закивал мудрец, ибо прекрасно знал любимую присказку Лучшего из пернатых.– Ты вот что, сынок: не ерепенься, оставляй бедолажку тут, пущай подсохнет, оправится… Ишь, умаял ты его!
– Не сдохнет? – озабоченно поинтересовался Гаруда.
– Не должен, вроде… Я с ним малость поделюсь от доброты душевной, поддам Жарку-то (мудрец выражался замысловато, но Гаруде сейчас было не до умственных завитушек)! А ты, сынок, мотай по своим делам-делишкам, куда тебе надобно… Только вертайся быстрее, слышь?! – у меня тапас не казенный, тяжким трудом нажитый, надолго не хватит! Договорились?
По хитренькой физиономии мудреца ясно читалось, что дело тут отнюдь не в доброте душевной, а в суетном желании повыспрашивать свежую душу о последних сплетнях.
В своем умении разговорить кого угодно, пусть даже и ракшаса-мученика, старец не сомневался.
Гаруда поблагодарил плешивца и, оставив полумертвого пленника на попечение мудреца, вновь стал набирать высоту.
К счастью, в те годы у Вишну-Опекуна на Земле была всего одна серьезная аватара – Черный Островитянин, урод-гений – и поэтому, задав хозяину вопрос, Гаруда всерьез рассчитывал получить ответ.
– И ты представляешь, друг мой Индра, что мне ответил Вишну?
– Похвалил за бдительность? – предположил я.
Увлекшись рассказом, Гаруда перешел на спокойное планирование в восходящих потоках, и мы с нашим орлом парили сейчас как раз между Миром Покаяния и Миром Вечной Истины.
Что,