в районах стратегически важные пункты, организовать охрану предприятий и выделить людей для захвата правительственных учреждений. Через несколько часов город был в руках Военно-революционного комитета и красногвардейцев – а поскольку и те, и другие подчинялись партии большевиков, то фактически власть принадлежала РСДРП (б). Однако формально инициатором всего этого триумфа был Петросовет, это он припас подарочек съезду.
…Нельзя сказать, что Керенский не боролся – вот только борьба его была изначально обреченной и потому нелепой. Он посылал депешу за депешей, пытаясь вызвать подкрепление с фронта – но такие вещи не делаются за один день, да и командующий Северным фронтом генерал Черемисов не горел желанием расставаться с боеспособными частями. Штаб петроградского округа приказал полкам гарнизона сидеть в казармах – но гарнизон теперь подчинялся только Военнореволюционному комитету. Пытались прекратить трамвайное движение, чтобы нарушить связь между центром и рабочими окраинами – однако трамвайщики слушались только своего профсоюза. С той же целью пытались захватить и развести мосты – но успевали туда не раньше красногвардейцев, так что получился этот фокус с одним лишь Николаевским мостом (сейчас мост лейтенанта Шмидта). Попробовали еще раз закрыть газеты – но на сей раз данной спецоперацией занялись всего восемь милиционеров, так что даже солдат не потребовалось – их прогнали сами же рабочие вместе с двумя какими-то матросами. Единственное, чем правительство озаботилось всерьез – так это собственной безопасностью, стянув к Зимнему дворцу все, что имело – впрочем, имело оно чрезвычайно мало. А если бы не главная приманка Зимнего, то и еще меньше.
Вездесущий репортер Джон Рид побывал в это дни во дворце. Побеседовал с молодым офицером, встреченным возле кабинета Керенского, заинтересовался запертой дверью, за которой, как тот сказал, были юнкера…
«– А можно нам пройти туда?
– Нет, разумеется, нет! Запрещено… – вдруг он пожал нам руки и ушел. Мы повернулись к заветной двери, устроенной во временной перегородке, разделявшей комнату. Она была заперта с нашей стороны. За стенкой были слышны голоса и чей-то смех, странно звучавший в тишине огромного и старинного дворца. К нам подошел старик-швейцар.
– Нельзя, барин, туда нельзя!
– Почему дверь заперта?
– Чтобы солдаты не ушли, – ответил он.
Через несколько минут он сказал, что хочет выпить стакан чаю, и ушел. Мы открыли дверь. У порога оказалось двое часовых, но они ничего не сказали нам. Коридор упирался в большую, богато убранную комнату с золотыми карнизами и огромными хрустальными люстрами. Дальше была целая анфилада комнат поменьше, отделанных темным деревом. По обеим сторонам на паркетном полу были разостланы грубые и грязные тюфяки и одеяла, на которых кое-где валялись солдаты. Повсюду груды окурков, куски хлеба, разбросанная одежда и пустые бутылки из-под дорогих французских вин. Вокруг нас собиралось все больше и