как-то должно откладываться. Пузо – самый подходящий орган.
Меня за дорогущий галстук, купленный в Арабских Эмиратах, подняли в вертикальное положение, но встать на ноги мне не получалось. Наверно, привык уже лежать. Да и когда валяешься, то кровь из свернутой брови, разбитого носа, рассеченной губы и порванного уха течет на грязный пол, а не за воротник. Меня приковали к решетке в полувисячем положении, и каждый мент еще раз профилактически ударил меня по животу. Я плюнул кровью сначала в одного, потом – в другого, надеясь, что судья, даже самый захудалый, не расценит это, как оказание сопротивления и оскорбление при исполнении. Парни заругались, но драться перестали, ушли умываться и перекуривать.
Я, наконец, устроился более-менее устойчиво и порадовался: поутру, если останусь жив, никакого похмелья не будет. Голова не кружилась, но ощутимо побаливала, в глазах не двоилось. И это тоже хорошо: сотрясенья мозга нет. В туалет бы сходить на предмет проверки цвета мочи, ну да не буду злоупотреблять гостеприимством – теперь, уж, что есть, то и есть.
Девка отражалась в стекле дежурки, и видно было, как она ожесточенно давит на кнопки моего телефона, что-то записывая временами в блокнот. Какая неприятная дама! Она словно почувствовала мой отраженный взгляд и повернулась ко мне спиной, продолжая что-то там изыскивать из содержимого моих карманов.
Скоро вернулись овеянные романтикой профессии парни. К тому времени истекать кровью я прекратил и даже не прочь был поспать, вот только мое подвешенное положение мне это не позволяло. Лейтенант что-то вполголоса переговорил с девкой и подошел ко мне, позвякивая ключами.
– Разговор есть, – сказал он и снял с меня наручники.
Полярник.
Я ощупал свое горло, а потом выпил банку пива. Не сказать, что мне стало легче, но чувствовал я себя и так вполне сносно. Опухоли у меня никакой не прощупывалось: то ли она стремительно стаяла, то ли ее и не было вовсе. Выходит, зря я осу растоптал.
Я прокрался вдоль своей живой изгороди и выглянул на пустую дорогу: пусто. Посмотрел по сторонам: пусто-пусто. След наблюдателя успел простыть. Но модулятор где-то стоял – это точно, я научился его чувствовать. Значит, его кто-то должен обслуживать. Вряд ли из «Зю», скорее, какая-нибудь темная овца, не ведающая, что творит.
Такая жизнь меня не радовала, скорее, даже угнетала. Если бы я не научился разделять свои эмоции и эмоции не свои, навязанные извне, я бы не знал, как жить дальше. Но рано или поздно произойдут изменения, к которым я могу оказаться не готов.
А что, если проверить своих визави на вшивость? Если несколько минут назад за изгородью кто-то стоял, не факт, что он испарился или улетел вместе с почтовыми голубями. Где-то он поблизости, где-то стоит его машина, потому что праздно шатающийся человек посреди леса выглядит подозрительно. Здесь все ездят на автомобилях, или на хищных байках.
Я поднял голову к небу и почему-то понюхал воздух. Глупости, я ж не охотничья собака, надо предположить варианты.
Направо