включил кондиционер, по салону потек теплый воздух.
Юноша запустил руку в старинную сумку, коснулся ледяного свертка и облегченно вздохнул.
Бьорн Эгиль ехал на запад, в портовый город Берген.
– Около двадцати автоклавов безвозвратно потеряно, пятнадцать самоходных установок выведено из строя, десять из них ремонту не подлежат… – голос был гнусавый и противный, надо сказать.
– Достаточно, – оборвал Альберт Фреймус. Размял длинные пальцы до сухого хруста. – Что произошло на седьмом уровне?
Гарри Торнфельд чихнул и сунул нос в измятый носовой платок.
– Простите, сэр, проклятая влажность… Я просидел среди этого железа десять часов, пока парни из спаскоманды не подоспели.
– Мистер Торнфельд, меня не интересуют ваши злоключения, – сказал глава ковена. – Что меня занимает, так это тот факт, что вы и все ваши подчиненные в целости, а вот мое оборудование и результаты работы археологической команды сильно пострадали.
Гарри Торнфельд шмыгнул носом и благоразумно промолчал.
«Тебя бы сюда, когда здесь эта троица резвилась, – подумал он. – Они големов как орехи щелкали. Да что там големы! Твои чертовы куклы и те не справились».
– Весь список пострадавшего имущества запротоколирован, – заметил Кристофер Пайл, глава научной команды. – Ужасное преступление, просто чудовищное. Наши исследования под угрозой срыва, мистер Фреймус.
Бледный, полный, прозрачный, как студень. Белые волосы, белесые брови, мутные голубоватые глаза, рубашка, вечно расстегнутая на выпирающем животе, – Кристофер Пайл был похож на личинку майского жука, которую случайно выкопали из земли. С самого начала раскопок он не вылезал с седьмого уровня, только и бормотал, что об археологической сенсации, о том, как в Оксфорде горько пожалеют, что не дали ему кафедру, когда он опубликуется в журнале Nature.
Даже странно, что Пайл был из них, из того же высокомерного племени, что и Фреймус. Торнфельд давно приучился вылавливать их бледные физиономии. Они были как англичане среди англичан – не белая, а прямо прозрачная кость, невидимая, но очень ощутимая аристократия. Даже те из темников, кто старался жить просто и незаметно (хотя таких было меньшинство), выделялись среди обычных людей, как пугала среди кукурузного поля. Опытный глаз легко их различал.
Элита темников предпочитала конвертировать свой статус, власть и богатство в признаваемые человеческим обществом формы: их знатные фамилии давно приобрели титулы. Истории их семейных банков и фирм, как спилы вековечных дубов, насчитывали сотни годовых колец. Англия, как никакая другая страна, подходила для такого подводного, скрытого от чужих глаз образа жизни – здесь за каждым признавалось право на эксцентричность. Общество уважает личные границы джентльмена, если джентльмен уважает законы общества. А темники умели обстряпывать свои дела без лишних свидетелей, ночь была их плащом, тайна – их вторым именем. Куда там масонам, иллюминатам и прочим тайным орденам