а не кто-то гадкий и чужой, держал эту малышку на руках и…
Масютин с силой вцепился зубами в край одеяла и завыл. Завыл с надрывом, с пугающей его самого безысходностью, потому что вдруг понял, что жизнь-то все – закончилась. Ничего теперь уже хорошего с ним не будет и быть не может. Все, во что верил еще сорок восемь часов назад, благополучно похоронено прошлой ночью.
– Эй! У вас там все в порядке? – в дверь осторожно стукнули раз, другой, помолчали немного и снова спросили: – Может, помощь какая нужна?
– Нет, спасибо, – еле выдавил из себя Масютин. Ответил, чтобы отстали: – Помощь мне не нужна.
Помощь?! Какая к черту помощь?! Что они могут?! Если даже сам Господь сейчас бессилен, что могут простые смертные?! Они способны только… только убить, уничтожить, сжечь. Они могут только это. Это им по силам, а созидать… Созидать – слишком проблематично, слишком обременительно и для падших душ, и для бренных тел.
Масютин завалился на спину, вытянулся струной на кровати и замер, вперив пустой взгляд в потолок.
Почему он сегодня ушел из семьи, собрав вещи? Почему? Ну-ка, ну-ка, покопайся в себе, Женек, подумай хорошенько, почему же ты сегодня ушел от жены? А-а-а, боишься признаться! Правда сокрушающе страшна, так? Именно! Именно…
Когда ввалился утром в квартиру и обнаружил Жанку такой красивой, такой здоровой, такой секси, то понял, что видеть ее такую вот великолепно живую просто не в силах. Он понял, что может не выдержать: сорвется и просто-напросто убьет ее. Может, может, точно может.
Почему нет? Вернее, почему она жива, а его Светки… Его Светули, Светланки, Светика больше нет?! Почему не наоборот?! Жанка продолжит топтать землю своими красивыми породистыми ногами, доставать его упреками, требовать внимания к себе, внимания к мальчишкам – их детям, а Светка… А Светка ничего этого не сможет и не сможет теперь уже вообще ничего, даже дышать. Жанка сможет, а Светка – нет! Несправедливо, блин. Несправедливо, противно и горько до тошноты.
Он все же не выдержал и ударил ее, хотя хотелось не только этого… Хотелось вцепиться ей в горло и душить, душить, душить… Душить с такой силой, чтобы Жанна хрипела, извивалась, молила о пощаде и не выглядела такой потрясающей и не несла ереси про любовь и давно забытые поцелуи. Тогда он и ушел, хлопнув дверью. Даже сам не знал куда. Он и дороги-то не помнил вовсе, таксист вез по заказу. Не помнил, как оформлялся, подсовывая в треснувшую по краям стеклянную амбразуру оконца администраторши свой паспорт. Не помнил, как вошел, разделся, как сел, качнувшись на пружинах. А вот потом…
Потом все началось. Замелькали, запрыгали перед глазами воспоминания. Тогда-то он и заскулил, обхватив лицо руками, тогда-то только и понял, в какой чудовищный житейский переплет попал.
Глава 5
– Жень, ты где? – Из сонного забытья Масютина вывел голос Гаврикова Ильи, дежурившего в ту ночь в отделении. Тот позвонил ему сначала на мобильный.
– Я в кабинете, – отозвался Масютин и с шумом зевнул прямо в крохотную трубочку. – Перезвони.
Илья тут же скинул