не зацепило снова, не уволокло. Думал, забыли меня здесь. А вон – помнят!
– Эти-то? – Лысый махнул мускулистой ручищей. – У нас, если хочешь знать, до сих пор непослушных детей твоим именем пугают.
– Не, у вас теперь детей призренцами пугают, я уже слышал.
– А, верно. Вон они, легки на помине!
В зале стало тише, Мажуга оглянулся – в кабак вошли двое в темных плащах с капюшонами. Капюшоны были необычные, они закрывали лица, будто маски. Призренцы остановились у порога, водя головами вправо-влево, разглядывая выпивающую публику сквозь большие круглые прорези. Распахнулась дверь, явился третий призренец. Двое остались у входа, третий протопал через зал к стойке. Остановился рядом с Мажугой, кивнул Лысому:
– Как торговля, хозяин? Нет ли жалоб, недовольства, нарушений каких?
Из-под опущенного капюшона голос звучал глуховато, но Мажуга понял, что призренец молод.
– У нас все хорошо, – отчеканил бармен. – И никакого непорядка не случается.
– Добро. – Призренец снова кивнул и пошел к выходу.
Когда дверь захлопнулась, по залу пронесся шорох – будто все клиенты разом перевели дыхание; да так, пожалуй, оно и было.
– Видал? – спросил Лысый. – Страшные люди. Ничего не требуют, взяток не берут, не пьют даже. Я бы налил за счет заведения, как полагается за присмотр, но они пить не станут.
– Я так понимаю, молодой парень совсем?
– А кто его разберет под этим колпаком? Хотя большинство у них молодые, это конечно. Они ж сирот по улицам собирают, ворье малолетнее, крысят, стало быть, наших. Воспитывают, мозги им как-то переворачивают, что ли? Из мелкой пакости – вот такие честные становятся. Ну и службу в призренческой страже несут, а как же. Так что большей частью они молодые. Три-четыре сезона назад кошельки резали, а теперь – вона, на лапу не возьмут. А я бы дал. Честно сказать, когда эта стража появилась, сделалось здесь поспокойней. Ты ж не застал то время, когда цех призрения учредили?
– Застал. Но вскоре из города убрался, толком ничего не узнал. Да мне и не до призренцев было, если по правде сказать.
– Я понимаю. Налить еще?
– Давай. Так что, навели, значит, призренцы порядок?
– Так вроде потише стало, я ж и говорю. Сперва цех призрения для чего создавали-то? Чтобы споры между оружейниками рассудить могли, чтобы общие городские вопросы решать. Ну там, ежели опять с летунами или еще с кем заваруха, если какой другой такой повод. Ну и опять же дома призрения, стариков там, сироток чтобы обиходить, накормить. Сироток много по Харькову образовалось, особенно после Городской войны. Собрались цеховые старшины, приняли решение. Из-за этих домов призрения их так и прозвали. Смешная вроде кликуха.
– Смешная.
– Ну кто их всерьез-то воспринимал поначалу? Да никто. Подумаешь, за убогими приглядывать. А призренцы вон как поднялись теперь – уже и стража своя, из сирот этих, из уродов, некрозного этого племени… и слово им поперек не скажи. Будто мы все теперь убогие в Харькове, за всеми пригляд. – Ругая призренцев, Лысый понизил голос, но