извинилась темнота голосом Гая. Зашуршал тюфяк, друг подвинулся ближе к Лексу.
– Что тебе? – вздохнул Лекс.
– Тогда, на вечернем построении… ты не хотел отказаться от испытаний, а, Лекс?
– И в мыслях не было. Я не трус. И не хочу уходить из Омеги, а уж с дикими плечом к плечу воевать – последнее дело.
Гай засопел. Что-то его тревожило, и Лекс не знал, как подтолкнуть друга к откровенности.
– Ты считаешь всех отказавшихся трусами?
По интонации, с которой Гай это спросил, Лекс понял, как надо отвечать.
– Нет, разное в жизни бывает, но…
– Тихо вы! – шикнул со своей кровати Кир. – Дайте поспать. В сортир топайте.
Гай и Лекс вышли из спальни. Пол в туалете холодил босые ступни, тусклая лампочка слепила после темноты спальни. Лекс присел на край унитаза. Гай оперся спиной о раковину; он был бледнее обычного, узкое лицо удлинилось еще больше, тонкий нос с горбинкой выступил. Помолчали. Из крана капала вода, и больше никаких звуков.
– Выкладывай, – наконец нашел нужное слово Лекс.
Гай мялся и страдал.
– Я хотел отказаться, – прошептал он. – Я боюсь не справиться. Знаешь, что бывает с теми, кто завалил испытание?
– Не знаю, – пожал плечами Лекс, – наверное, тоже в наемники, к диким. Или выгоняют… Это же позор – завалить…
Гай рассмеялся. Раньше Лекс не слышал такого смеха – будто мутант заскрипел.
– Ну ты даешь! Это не позор, Лекс, это смерть.
– Во время испытания, конечно, можно погибнуть, но…
От смеха Гай согнулся пополам, а когда распрямился, по его лицу текли слезы. Лекс испугался, совсем как в детстве, когда отчим решил отдать пасынка в Омегу, а мамка заплакала. Лексу хотелось стать военным, ведь быть офицером почетно! Но мамка плакала, будто знала что-то очень страшное, мальчишке неизвестное.
– Убьют. Провалившихся – убьют. – Гай тихонько всхлипнул. – Ты понимаешь?! Если я не справлюсь – всё, меня убьют!
– Да погоди. С чего ты взял?
– И ты завтра узнаешь. А мне выпускник прошлогодний рассказал. Он-то прошел, а вот друг его – нет, там остался. На Полигоне. Понимаешь? Это был последний шанс выжить, не рисковать своей шкурой… А я… Я представил, как выхожу из строя, вы все смотрите, Бохан, Андреас смотрят, и все знают: я – трус, мне жизнь дороже чести… Понимаешь?!
– Тихо ты. Разбудишь всех. Понимаю. Но ты не трус, ты же не вышел…
– Я даже выйти и сказать струсил, – тихо, но очень четко сказал Гай.
Лекс задумался над словами друга. Наговаривает он на себя. Во-первых, не выдержать испытание – это из сказок, зря, что ли, столько сезонов тренировались. Правда, Гай расклеился, приболел, но завтра лекарь всех осмотрит, и для больных испытание отложат, все честно. Во-вторых, про убийство – ерунда полная. Мы же все – семья. Отец может выгнать сына из дома, но не будет в него стрелять.
Гай следил за Лексом с настороженным любопытством. Подошел поближе, на корточки присел, в глаза заглянул:
– Ты думаешь, так не бывает? Ты