косила и, казалось, смотрела сквозь Лекса.
– Офицер, – шепнула она, – а пойдемте, я вам свою хату покажу. Я там одна-одинешенька, а хата справная. Как вы прямо.
Сравнение с домом Лекса изрядно удивило. На что намекает молодуха, он понимал: у гарнизона, за стеной, вечно ошивались такие женщины с голодными глазами и повадками течных волчиц. Лекс ими обычно брезговал, снисходил, только когда совсем припирало, а рядовые бегали чуть ли не ежевечерне, хоть это осуждалось и можно было выговор схлопотать. Оставалось еще двадцать минут (он посмотрел на циферблат хронометра), но много это или мало, капитан пока не умел определять.
– Ой, а что это у вас за штука, офицер? Это Древних штука?
– Хронометр. – Лекс все пытался прикинуть, успеет ли «хату посмотреть», и решил, что успеет. – Пойдем поглядим твою хату, а я тебе, хм… штуку покажу.
Брюнетка захихикала и, волнообразно заколыхавшись, потащила Лекса куда-то в глубь деревни.
«Хата», куда девица завела Лекса, оказалась однокомнатным убогим домиком на отшибе, бывшим кузовом грузовика. Внутри было жарко и душно, вместо окон – узкие щели под потолком. На полу валялся тюфяк, напомнивший Лексу о ночевках в пещере Гуса на Полигоне и о Вите. Девица, прижимавшаяся к нему, ничем не напоминала первую женщину – тоньше, фигуристей. Решив не тратить времени, он захлопнул дверь и стиснул брюнетку в объятиях. Но та отстранилась:
– Офицер, а меня Зойкой кличут. А вас как?
– Лекс. – Он притянул Зою к себе и погладил тугую задницу. Под платьем девушка ничего не носила.
– Какое имя красивое! А в поход вы женщин не берете? Тяжело без внимания-то в походе, не приласкает никто, не приголубит… А я бы пошла! Я ж не помешаю, только помогу! А то остались тут одни старухи да дети, а жить-то хочется, чтобы мужчина рядом, чтобы свет посмотреть, людей разных, а то проторчишь тут, да как бабка из ума выживешь…
Лекс попытался заткнуть ее поцелуем. Зоя сопротивляться не стала, но, стоило ему сунуть руку в вырез платья, снова отпрянула.
– Так берете с собой женщин, а? Я бы пошла, я путешествовать страсть как люблю, меня папенька покойный с собой на ярмарку аж почти в Москву брал, но я маленькая была, еще в мужчинах не понимала, а они вились, так и вились кругом! А тепереча я уже большая, все могу, все умею, а уж если кого заприметила – завсегда своего добьюсь и подругой верной буду! Вот увидишь, миленький, не пожалеешь ни разу! – И ухватила Лекса за ремень.
Она продолжала что-то болтать, не требуя, впрочем, ответа, и капитан решил уже было завалить ее на тюфяк, но аппетитная Зойка опять выскользнула из его рук:
– Возьми меня с собой, миленький! Я обузой не буду!
Лекс перешел в наступление: сгреб Зойку в охапку, повалил-таки, задрал подол платья. Это ее не смутило, она не затыкалась ни на мгновение. Лекс понял, что, несмотря на несомненные Зойкины достоинства, под нескончаемый поток ее слов он ничего не сможет. Поцелуи не помогали: девица уворачивалась. Отчаявшись, он буркнул:
– Нельзя