объединяют и детство, и юность, им всегда найдется о чем потолковать. Конечно же, мы проговорили до утра. Алиса оказалась слабее меня, часам к семи прямо на полуслове заснула. Несмотря на бессонную ночь, она снова была свежа. Я успокоилась, поцеловала ее в нежную щечку, оделась, схватила сумку и тихонечко выскользнула из квартиры. Едва подошла к лифту, как двери раскрылись и передо мной предстала Марго с ведром, наполненным пакетиками удобрений.
– О, Софья Адамовна, – воскликнула она, – ты уже уезжаешь?
– Да. Мне пора.
Марго нахмурилась и заговорщицки прошептала:
– Зря ты Алиску покидаешь, здесь творится такое, такое! Она мне не верит, не хочет замечать, а напрасно, напрасно.
Она сделала страшные глаза и замолчала. Я отметила, что и Марго уже повторяет последние слова в каждой фразе. Всех уже Алиска заразила.
– Здесь творится такое, такое, – бормотала Марго, преграждая мне путь к лифту.
Я рассердилась:
– Какое – такое? Чахнут цветы?
– Да, и цветы тоже. Видишь, – Марго кивнула на лестницу, ведущую вниз. – Видишь, мелькнул человечек в черных чулках, в черных чулках.
Признаться, я не увидела человечка. Спустилась на несколько ступеней, заглянула на нижний этаж и все равно никого не увидела.
«Бедняжка, – подумала я. – Так будет с каждым, кто долго пообщается с Алисой, пообщается с Алисой».
Марго, между тем, остановилась, дико озираясь, и забормотала отчетливой скороговоркой:
– Невидимый, взявший себе опорой землю, вырывший пропасти, чтобы наполнить их своим могуществом! Ты, имя которого заставляет содрогаться своды мира, который направляет потоки семи металлов по каменным жилам, Властитель семи Светов, вознаграждающий труд рудокопов, выведи нас на желательный нам воздух…
Я была поражена. До сей поры Марго казалась мне женщиной пусть и не слишком образованной, но, безусловно, умной и рассудительной. Теперь же она производила прямо противоположное впечатление.
– Маргуша, – ласково сказала я, отходя на всякий случай подальше. – Маргуша, дорогая, что за чушь ты несешь?
Она отмахнулась, уставившись остекленевшими глазами куда-то в угол. Словно и нет меня. Застыла и бормотать стала погромче:
– О, устойчивость и движение! О, господин, всегда вознаграждающий своих рабочих! О, серебристая белизна! О, золотой блеск! О, венец живых и мелодичных алмазов!
– Каких, каких алмазов?! – теряя терпение, закричала я. – Мелодичных?
– Да, да, мелодичных, – вполне здраво, тоном предельно занятого человека ответила Марго. Сделала знак, подожди, мол, и продолжила с предельной серьезностью:
– Ты, который скрыл в земле, в царстве камней, чудное семя звезд…
Терпение мое лопнуло.
– Марго!! – рявкнула я что есть сил, решительно вцепилась в ее руку и принялась трясти эту сумасшедшую, как черт сухую грушу.
Никакой реакции. Лишь бормотание стало каким-то прерывистым, заикающимся:
– Т-ты н-ас с-дел-ал. Ам-инь!
Когда