буркнула сестра, сняв трубку почти сразу же.
– Привет, Ирин, спишь? – Полина виновато засопела в трубку.
– Ага, спишь! С тобой, пожалуй, выспишься! Что ты звонишь ни свет ни заря? Я вчера около двенадцати с работы вернулась. Голова трещит от цифр. Это ты у нас существо беззаботное…
Удивительное дело, как успокаивающе действовал на Полину ее голос. Пусть в нем порой сквозило недовольство, пусть иногда прорывались и сарказм, и горечь – все это было не важно. Важным было то, что Полина могла его услышать в тот момент, когда захочет. И это ей, невзирая на Иркину занятость, всегда прощалось.
– Что звонишь-то? – послышался ее отчетливый зевок. – Ноготь сломала или кофейные зерна попались не того сорта?
– Нет. – Полина горестно опустила уголки рта. Знала ведь, что делать этого не следовало, потому что это провоцирует раннее появление носогубных морщин, а вот поди же ты, не сдержалась. – Мой маникюр в полном порядке. И кофе был просто отличный.
– Тогда что? – голос Иры сделался прерывистым. Наверное, встала с кровати и пошла с трубкой в руках обходить собственное жилье. – Слышишь, Полинка, у тебя азалия цветет?
– Еще как цветет!
– У меня тоже! Класс просто! И цикламен розовый весь в бутонах. Просто праздник для души.
– Ага, мне сегодня тоже такой праздничек устроили, – вклинилась Полина, хорошо зная особенность сестры говорить о цветах долго и безостановочно. – Представляешь, звонит в половине девятого какая-то дура, уточняет мое имя и фамилию, представляешь?!
– Не совсем. – Ирина явно заинтересовалась и присела куда-то, потому что голос ее сделался ровным, без характерных скачков. – И что ей было нужно, в такую-то рань?
– Ты знаешь, я и сама не поняла. Не представилась, во-первых. Начала городить какую-то чушь, что мой муж мерзавец, что он обманывает меня и все такое прочее… – Почему-то теперь, когда она начала говорить об этом вслух, все перестало казаться ей таким уж несущественным, приобретая почти зловещий оттенок. – Я даже толком и понять ничего не успела, когда она повесила трубку.
– А мужа этого самого она по имени не назвала? Может, она про какого-нибудь другого мужа говорила, а ты всех собак на себя готова повесить. – Иринка беззаботно хмыкнула. – Мало мужей на свете?
– У меня-то он один-единственный! Что ты городишь-то, не пойму! – возмутилась Полина легкомыслию сестры. – Она не назвала его по имени…
– Ну, вот видишь, – безапелляционно перебила ее Ирина.
– Что видишь-то?! Что видишь?! Если она назвала меня Кирилловой Полиной! И сказала, что мой муж мерзавец, и что он меня обманывает, и скоро что-то начнет происходить, и еще что-то лопотала, я уже не помню! А у меня – у Кирилловой Полины – только один муж. И выходит, что именно меня он и обманывает! – Она замолчала, тяжело дыша, и тут же уставилась в потолок, часто моргая, чтобы не заплакать и не испортить совершенный макияж, над которым трудилась достаточно долгое время.
– Хм-м. –