венчал ирокезский гребень, конец которого густым хвостом падал за спину. По сравнению с прадедовской амуницией, доспехи выглядели изящными, словно были сделаны для ребенка.
– Они принадлежали Карторе, – Тиль указательным пальцем погладила вырезанный на груди герб в виде двух скрещенных мечей. – Правда, трудно представить, что она когда-то была столь миниатюрной?
Юля стояла, открыв рот.
– Красотища…
– Хочешь примерить? Вы чем-то с Карторой даже похожи.
– Боюсь, у меня случиться приступ клаустрофобии. Меня однажды на МРТ послали, так я не выдержала. Кричала до тех пор, пока не выбралась на свободу.
– Эмэртэ – это тоже доспехи?
– Ну, типа того…
***
Юлька проснулась рано. Еще не встало местное солнце. Но Тарилла и не думала показываться, потому как за окном стадом длинношерстных овец плыли тяжелые тучи. Дождь с упорством барабанщика лупил по жестяным навесам и вместе с ветром, гудящим в камине, исполнял заунывную партию «Тоски». В названии их оперы ударение следовало ставить на вторую гласную.
«Интересно, а зимой здесь холодно? – лениво размышляла Юля, кутая озябшие ноги в одеяло. – Может, пора запасаться дровами? Или попросить, чтобы на эти столбы натянули полог?»
Из исторических фильмов она знала, что кроватные балдахины сохраняли хоть какое-то тепло, а мужчины и женщины надевали на ночь длинные до пят рубашки и ночные колпаки.
«Да что говорить, в Англии испокон веков спальни были холодными. Ничего, и я как-нибудь перезимую».
Подумала и тут же отругала себя, поскольку «как-нибудь перезимовывать» не хотела.
«Пора бы врачам озаботиться моим состоянием. Мама, наверное, уже приехала в Турцию и сидит у моей кровати. Держит меня за руку. А вторую – на своем животе. Ей ведь нервничать нельзя».
Юлька заплакала, жалея себя, маму и ее еще неродившегося ребенка.
– Кто здесь мочит слезами подушку? – Тиль Грасси склонилась над кроватью и поцеловала страдалицу в лоб. Эта нечаянная ласка вызвала еще больший водопад слез, чередующийся всхлипываниями и причитаниями. – Ну что ты, девочка?
Тень прижала Юлю к себе. Она баюкала ее, похлопывая ладонью по спине, но ничего не помогало. Юлькины подвывания вписались в оперную партию ветра и дождя.
«Она там… а я… а у нее ребеночек будет… а я…»
Тогда Тиль запела. Голос ее был неожиданно молод и силен.
Тильри-дум-дум-дум, скачет к нам король,
Тильри-дум-дум-дум, волосы как смоль,
А глаза как синь, губы алые,
Но не любит он. Нежеланна я…
Ему б к той бежать, что нежна как ночь,
От нее иметь сына или дочь.
Но не может он жену вы-би-рать,
Не на ту он строн будет надевать.
Тильри-дум-дум-дум, скачет наш король,
Тильри-дум-дум-дум, волосы как смоль…
– И ваш король тоже не может жениться по любви?
В памяти Юли всплыл образ милорда. Волосы как смоль, губы алые…
– Такая привилегия, должно быть, дана только