всим пробагател! Вотка! – вот как в холку в чреве всим деревням-слободам въела ят! А водичкя для тибя – в Дону, а ну, ну, ну, ну, ну! Не перепо́лощищь в нём ветошь, партков, партянок, онучей, ей! Грязен, батюшки, шкаликов да штофов опора!
Нну, куча, – и тух от тибе вонючий! Нну, ирои-ироды, тпппрру! Нну!! Задавить вас на старом хряну!
А теперь – прощаитя, не взыщитя, ваши благородия! чем есь – воздадим вам чесь! Прощевайти!”
В третию кучу чётом:
– Здорово, рабы божьи, человецкой обшиты кожей! Здорово, хлопчики-топчики-храпцы! Коды храпнём, а то всеи тихо бзднём. Какы вы этто не пропотели на цыганьском морозе вродь скопецьких святых! Вы ишшо и ишшо стараитесь, в лапти белыи обувайтесь, в посконь38 разубираитесь, всё равно выше их не перепрыгонешь не рыгнёшь! А как б вы, рабы, мине, раба тоже вольново Тяпку послушали. Да и эх, дубинушкой ухонули б39! Да и эхх! камышком по темешку зашпайдорили-ббб! Да эхх, – норову в вас нету! Холову на жопе, жопа на верху на шее – вот вы хто. Прах! Прах в пыль вас расшиби, дермаедов почётныих. Какб опомнились! да б восподнились! даб боляр и горождан побладарили! Эдак-дак! Ярморок, штоль, вустроили, только не конёв попродавали’б, – а вот ихних блаародиев вон повымели’б, даб и продали, по копейке грош цена. Даб и мене воспомнили! поцарствовать дали б, вместях – вы мене, я вас, всех – грех один, расплата разна́. А теперь, ещщё одно, вон, там, в последях – хто стоить? – чево вы все его не зрите, как следоваить? Отроча то, Тимку то – прынец мальчишка, большо-о-й будет, толькя не фартовый40 инно, дож и влетить ему ото всех мест, ото всех властей-волостей-мастей и от чёрных и от красных, червенных! Масть ему всласть – бубны козыри!! туз на спину безвинно. Пропадёт принец, а выидеть – пересидентом, всеех пересидить на своём мисти41.
А теперь – ннно-оо! поехалии: а мне сильно некода. Нук, крути круг, зачиняй двих, дубась в тулумбац42, вай в желейки, а вы все – в пары – в вспа́рьё – и старьё и молодь, ато быть тут х..хх-оллл-одд-ду напушшу!!
И пропал: в дым, в доску, в земь. Как не было. И зачалось содвижение всех в один круг хоровод – в один ярый ярморок, восгудели волынки, завыли желейки заскрыпели ширманки, бухнули бубены и бацнули барабаны, дюже. Пошла музы́ка, отдирай примёрзло-что! Закружилось всё, в парах во пара́х, как во облацех, рыба с раком, питрушка с пустернаком, щука с куком, кук-кукишь со скукой, злодейкой худой-индейкой судьбой! И пошёл срам велий: владыко был поят блудницей Махорой, самой ярой блядию и как ни упиралси владыко – а пошёл, тряся высокой главой, в паре, перьвой! Вторая пара, кая понеслась за перьвой, такова: женщина – Волександра Чудилина, а муж в парный, к ей прилепе, пастух Яков, Париц Тяпкатанский, иже любец и жёнами возлюблен бысть всеми в граде, с желейкой; – облапилась сия пара дюже срамно и в плясе неслось вслед владыке с Махорой. Третья – Сруша блаженная прильнула к воеводе-болярину Хорь-Абралову и, играя в скоку его царской брадой, оголилась срамно до жопы, кажа её, грязную и красную, тьфу!! И с Митрием – протопопом