мать, еще чуть-чуть, и я достигну совершенства в умении рычать. Краем глаза замечаю, как Алия едва не подпрыгивает от неожиданности, смотрит на меня своими голубыми, чарующими глазами. Друг в первое мгновение теряется, а потом растягивает губы в наглой ухмылке:
– Стельмах, ты что так подкрадываешься? – как всегда, сама беззаботность и полное отсутствие инстинкта самосохранения.
– Иди, тебя зовут, – стараюсь говорить спокойно и, что называется, держать лицо, но изнутри просто рвет.
– Кто?
– Серганов, Гаевский.
Киваю головой и, надеюсь, по моему взгляду ему понятно, что лучше бы удалиться. А в перспективе вообще к этой девушке не подходить.
– Н-да? Ладно. Лийчик, не скучай. Из этого мистера пингвина собеседник, конечно, так себе, но танцует он неплохо, – подмигивает растерявшейся блондиночке и, хлопнув меня по плечу, капитулирует. Сегодняшний вечер пережить, а завтра надо поговорить с этим павлином. Не хватало еще, чтобы они роман закрутили. Бате Алии такой расклад точно не понравится, а Гай потом на своей шкуре прочувствует могущество этого мужика.
– Ничего не хочешь объяснить? – задирает упрямый подбородок девчонка. Краем глаза улавливаю, как складывает руки на груди, приготовившись вступить в продолжительную словесную войну. Не хочу, не могу на нее смотреть, но тянет. В тысячный раз жалею, что снова ведусь на этот образ. Когда встречаюсь с этим упрямым дерзким взглядом, злюсь на себя. Как зачарованный, готов часами смотреть на тонкие, изящные скулы и полноватые сладкие губы. В ней идеально, кажется, все. Уголки манящих губ слегка подрагивают, словно их обладательница едва сдерживает улыбку.
Так, возьми себя в руки, Стельмах. Не навороти бед еще больше.
– Что я должен тебе объяснить? – прячу руки в карманах брюк. Чувствую себя сейчас до ужаса глупо. Внутри пожар. В голове дымовая завеса, которая явно мешает думать. Голос ровный, и на том спасибо судьбе-шутнице. Нет, дальше так продолжаться не может.
– Что это сейчас за неприкрытое нападение на Гая было? – слегка щурит хитрый взгляд девчонка.
– Он тебе не пара. Мало того, что он бабник, так еще и старше тебя. Ему на хер не нужна семья.
– Все сказал? Никого не напоминает?
– Все, что тебе нужно знать.
В нашу сторону уже начинали коситься гости приема, мы сейчас явно ходили по очень тонкой грани.
– Зато он не трус.
– Что ты…? – вот кем-кем, а трусом никогда не был.
– Что? – усмехнулась Лия, пронзая мою измученную мыслями о ней фигуру ледяными молниями своего голубого взгляда. – Признайся, что ты струсил, Стельмах. И тогда… – кивает неопределенно головой, но я и так понимаю, к чему она клонит, – и вчера.
– Я за тебя беспокоюсь, дура ты несообразительная. Ты же потом будешь реветь, уткнувшись носом в подушку из-за неразделённой любви.
Девушка морщится, по лицу прибегает тень.
– А ты ничего не перепутал, Стельмах? Кто ты мне такой, чтобы за меня беспокоиться? – ухмыляется