одной единственной лампочкой, тускло мерцающей под самым потолком на уродливо изогнутом проводе. Ободранный пол был грязным, не знающим половой тряпки и веника, хотя и то и другое было кем-то аккуратно уложено в левом углу от входной двери.
– Чего нужно? – не меняя интонации снова спросил мужик. – Говори и проваливай.
Алька набрала полную грудь воздуха и принялась щебетать о своих злоключениях, не давая возможности вставить хотя бы слово стоящему напротив. В своем рассказе она опустила лишь неприятное недоразумение в кафе.
– Ну и чего? – непонимающе пожал плечами мужик. – От меня-то тебе чего нужно?
– А… вы не знаете, где он? – старательно изображая приветливость, спросила она. – Может, он на службе или еще где?
– На службе! – фыркнул мужик. – Ну ты даешь! Офонарела, что ли, совсем? Какая служба у бандита?
– У бандита? – оторопело повторила Алька и устало привалилась к грязной стене. – А вы ничего не путаете? Он звонил моим родителям на днях, сказал, что трудится в своей конторе, название еще какое-то непонятное.
– Вот-вот! – почти весело подхватил мужик. – Мафиозная структура называется! И тебя наверняка сюда вытащил, чтобы под своих подставить. Девка ты видная, хотя и для такого бизнеса чуть низкорослая…
– Перестаньте! – еле слышно пробормотала она, все еще не желая верить в услышанное. – Он же мне брат все-таки!
– Ага! Вижу-вижу, как о сестре печется. – Он сунул руки в карманы замызганных спортивных брюк и недоуменно качнул головой. – Несет же вас всех сюда хрен!
Мужик принялся что-то возмущенно бормотать, попутно оглядывая Алевтину с головы до ног осуждающим взглядом. Удивительное дело, но ей отчего-то действительно стало стыдно. Было ли тому виной нервное напряжение, в каком она пребывала с тех пор, как ступила на перрон Киевского вокзала, либо тон соседа ее брата, клеймившего всех безмозглых провинциальных букашек, но Алька неожиданно покраснела и… расплакалась.
Слезы обильно потекли из глаз, не принося облегчения. Наоборот, с каждой минутой ей становилось все тяжелее и тяжелее. Вся ее затея, поначалу радужно расцвеченная воображением, теперь виделась совершенно в ином свете.
– Ты это… слышь? Кончай носом хлюпать! – растерянно пробормотал мужик, переминаясь с ноги на ногу. – Чего-нибудь придумаем. Сейчас пойду, Клавку спрошу. Она баба мудрая, авось надоумит…
Он ушел длинным коридором, оставив хлюпающую носом Альку в одиночестве. Она сползла по стене, уселась на корточках и, обводя взглядом замызганные стены, пыталась найти ответ на единственный вопрос, мельтешащий в мозгу: «Что я здесь делаю?! Зачем мне все это?!»
«Красивой жизни захотелось!» – ехидно прозвучал в памяти голос отца, провожающего ее на железнодорожный вокзал. – «Ну-ну… Только ведь потом приползешь обратно, виновато виляя хвостом!»
Что угодно, но только не это! Вернуться, чтобы день за днем выслушивать его язвительные замечания и выносить укоряющие взгляды матери? Нет, такого она себе позволить не может…
Дверь