псы.
Страшные косматые кавказцы, которым пастухи даже мяса не дают, кормят мучным взваром – называется по-азербайджански «ял» – чтоб не привыкли к крови и не порезали ненароком половину стада и самого хозяина.
Если бы Азер не продолжал спускаться, я бы остановился. А может быть, повернул бы назад. Скрывать нечего: есть породы собак, которых я действительно боюсь. Это туркменские безухие овчарки и кавказцы – полудикие сторожа стад.
В это время мое ухо различило человеческий голос.
– Там люди! – попытался утешить себя я.
– Один человек. Кричит собакам. Видишь собаку?
– Нет.
– Во‐он. Белая. Она уже нас заметила.
Не скажу, что все это ободрило меня, но Азер не выказывал ни малейших признаков страха, и я, загипнотизированный его героизмом, следовал за ним.
Мы давно уже спустились с плато Беюк-Даш и теперь действительно, чтобы вылезти на склон, ведущий к вершине вулкана, по которому на нас надвигалась отара, вынуждены были войти в глубокую балку с голыми склонами из серой и бурой глины. На ходу Азер подобрал с земли острый камень, взвесил в руке, подобрал другой.
– Ты тоже возьми.
Я послушно поднял камень, похожий на первобытное рубило.
Липкое дно балки. Липкие от пота руки, сжимающие камень.
– Если она бросится, – сказал Азер, – закрой рукой горло и подставь ей локоть. И когда она укусит – не вырывай! Иначе порвешь себе вены, я тебя даже до машины не дотащу. Просто бей ей камнем в ухо. Или в нос. Пока она не отвалится. После этого она уже к тебе не подойдет…
– Знаешь, – попросил я, – если что – станем спина к спине. Я боюсь собак. А ты?
– А я почему-то не верю, что мне суждено умереть из-за какой-то собаки, – беспечно сказал Азер. – Что-нибудь другое, но только не это. И собак я не боюсь.
Почему-то эти слова в последний миг поддержали меня.
Почему я написал «в последний миг»? Да потому, что мы прошли по балке до конца и теперь нам надлежало вскарабкаться туда, где нас поджидали псы.
Как мы карабкались, я не помню. Помню, что когда мы очутились на склоне, у нас было время, чтобы несколько раз притопнуть ногами и обить с обуви килограммы налипшей на ноги глины. Ну, может, две секунды. А потом появился пес.
На наше счастье, это оказался не дикий кавказец, заросший вонючей шерстью, которую даже волки не могут прокусить – давятся. Пес был меньше и гораздо красивее – густая, но не слишком длинная белая шерсть в рыжих и черных пятнах, упругая грация движений. Он остановился на верху седловинки, посмотрел на нас и без рыка, без лая молча бросился. Мы прижались друг к другу – спина к спине. А дальше началось! Пес кругами носился вокруг нас, осаживая грозным и частым лаем и, скаля пасть, обнажал белые, блестящие, как ножи, зубы. Потом он отошел и остановился метрах в двух. Под блестящей, холеной шкурой бугрились молодо играющие мышцы, шерсть на холке то опадала, то снова вставала дыбом. Потом он зарычал и гавкнул на меня, и хотя