что я нашла! – позвала она своих подружек.
Она побежала к зарослям тростника, чтобы вытащить мальчика, но служанки стали кричать:
– Госпожа! – предостерегали они. – Госпожа! Это еврейский младенец! Кто спасет его, нарушит приказ вашего отца!
Служанки хотели добавить что-то еще, но не успели они и рта раскрыть, как оказались в воде. Это невидимый ангел Габриэль[8], предводитель небесных войск, заставил их замолчать. Габриэля же выслал Бог для охраны Моисея, и ангел неотступно оберегал его.
Пока насквозь мокрые служанки пытались выбраться на берег, ангел ущипнул младенца, и тот расплакался. Посланец Бога хотел таким образом возбудить в принцессе еще большую жалость и сочувствие. Но этого и не требовалось. Батья сама протягивала руку к корзине с плачущим младенцем, чудом не упав в реку. Она тянулась изо всех сил, но никак не могла достать до корзины. Тогда случилось неожиданное. Габриэль своей силой удлинил руку принцессы, и она схватила корзину. А дальше случилось еще одно чудо. Как только Батья дотронулась до Моисея, лицо ее стало прекрасным, с него исчезло уродующее ее выражение, которое ни один египетский лекарь не мог до этого вылечить.
Счастливая Батья схватила Моисея и побежала с ним во дворец фараона. Она предстала перед отцом во всем блеске красоты и здоровья, и тот, увидев, какое случилось чудо, разрешил принцессе оставить дитя. Моисей был спасен. Батья дала ему имя Моше (Моисей), что означает «вытащенный». Поначалу Батья послала за кормилицей-египтянкой, но младенец отказывался есть ее молоко. А все это время поблизости находилась Мирьям, старшая сестра Моисея. Она следила за происходящим. Увидев, что младенец отказался есть, она подошла и предложила привести еврейскую кормилицу. Батья согласилась, и Мирьям привела мать младенца. Так кормилицей Моисея стала его собственная мать.
Батья любила Моисея, как собственного сына, она целыми днями играла с ним. Ребенка полюбили и все подданные фараона. Каждый взглянувший на Моисея уже не мог отвести от него глаз. Даже сам фараон брал его и сажал на колени.
Однажды, когда Моисею было три года, фараон беседовал с Батьей, держа при этом ребенка на коленях. Моисей разглядывал корону владыки и вдруг ни с того ни с сего схватил ее и надел себе на голову. Фараон разгневался. Как это так? Он немедленно созвал своих советников, чтобы те объяснили ему поступок Моисея.
– Скажите мне, – потребовал он, – была ли это просто игра или злое предзнаменование?
Все советники были единодушны: лучше будет убить Моисея. И только один из них был против.
– Мой господин, – обратился он к фараону, – разве младенец может напугать тебя? Если хочешь, ты можешь легко узнать о его помыслах. Пусть слуги поставят перед Моисеем две чаши. Одну мы наполним драгоценными камнями, а другую – тлеющими углями. Если дитя мечтало о твоей короне, оно потянется к чаше с камнями. Тогда пусть его ждет смерть. А если же ребенок просто шалил, он потянется к горящим углям.
Фараону