форме все, что думает обо мне и моей дурости, взяла с меня слово, что я забуду о своей любви к Сашке навсегда. Такого я, конечно, пообещать не могла, но сказала, что постараюсь. И старалась, честно старалась держать свою любовь в узде. Но только до того момента, как получила приглашение на Сашину свадьбу.
И вот сегодня совершила очередное «назло». На этот раз точно последнее, ибо дальше уже смысла чудить не было…
Или все же не стоит терять надежды? Она, как говорят, умирает последней… Да и брак – дело ненадежное. Опять же говорят, в мае лучше не жениться – будешь маяться всю жизнь… Так что, может, еще разведутся…
– Добрейшего денечка, – прокряхтел кто-то рядом.
Я нехотя повернула голову, посмотреть, кто это осмелился вклиниться в мои мечты, у которых только-только стали пробиваться новые крылышки. Какой-то старичок. Невысокого роста, щупленький, в забавном клетчатом пиджаке поверх белой водолазки и почему-то в джинсах. Из-под приплюснутого берета выбиваются старомодные бакенбарды, нос картошкой, а в васильковых глазах пляшут веселые искорки. И самая выдающаяся деталь – трость с полированным набалдашником в виде головы то ли волка, то ли медведя.
– Здравствуйте, – отозвалась я, подозрительно поглядывая на незнакомца.
– Не возражаете, если присяду рядом? – тот улыбнулся прищурившись.
– Конечно, присаживайтесь, – я попыталась за вежливостью скрыть зарождающееся недовольство: и почему он выбрал именно мою скамейку?..
– Погодка сегодня отличная, – протянул старичок усевшись. – Смотрите, какое небо голубое… И листья еще такие яркие, не запыленные… Москва весной особенно прекрасна…
– Да, действительно…– пробормотала я в ответ, параллельно обдумывая план побега.
– Ох, простите, забыл представиться! – вдруг спохватился собеседник. – Карл Генрихович…
– Очень приятно. Катя, – выдавила я улыбку.
– А что ж вы, Катенька, в такой чудный весенний день грустите? – не унимался старик. – Или не с кем его провести?
Последний вопрос заставил меня дернуться и отвести глаза, проговорив в сторону:
– Просто иногда хочется побыть одной…
Старичок на это протяжно вздохнул, а потом выдал нечто странное:
– Бедная, бедная девочка… И такая глупая… Выдумала себе любовь, поверила в нее, а потом сама в ней и запуталась…
У меня что-то неприятно защекотало в груди, и я осторожно уточнила:
– Вы сейчас о ком?
– О тебе, Катюша, о ком же еще? – снова вздохнул Карл Генрихович.
– Извините, но тогда я не понимаю, что вы имеете в виду, – мой голос стал жестче, зато сердце принялось биться как сумасшедшее.
– Все ты понимаешь, – вновь улыбнулся старик. – Только не хочешь этого признавать… Даже себе не хочешь признаться, что ошиблась… Что это и не любовь вовсе… А обыкновенное чувство собственничества…
– Да