первой ночи касается именно тебя, а я ведь не первая и не последняя, кто прошел через подобное унижение. Брат тоже не пропускал крестьянские свадьбы, и я не раз видела, как он зажимал приглянувшуюся «простушку», даже если на ней был плат замужней женщины. А ведь он господин, и кто может поручиться, что в какой-нибудь семье вассалов не растет белобрысый малыш, похожий на главу рода Мирудских?
«Благо!» – кричал мой мозг, стоило вспомнить, что ночь с Талленом спасла меня от замужества с человеком, оказавшимся разбойником.
Я боялась возвращения короля и ждала его.
Однажды посетила мысль сбежать. Но куда? Назад к брату? Чтобы вновь оказаться проданной? Если даже король заплатил за меня сполна, то вряд ли «опозоренной» дочери отыщется местечко в столичной жизни семьи Мирудских.
А может, устроиться в какой-нибудь богатый дом учительницей? Там и кров, и еда, и возможность в праздничный день выходить в город. Но какой из меня светоч науки, если сначала я не хотела учиться, а потом брат сократил деньги на мое образование? Сносно играю на бюдаре*, получаются неплохие акварели… Отлично танцую, вышиваю, плету кружева. Я представила, как зазываю на городской площади, перекрикивая торговок с корзинами пирожков: «А кому кружева на платье! Купите, таких даже у королевы нет!».
– Ты чего рыдаешь?
Я убрала руки с лица, мои плечи тряслись от смеха.
– Я не рыдаю, я смеюсь. Представила, что торгую на ярмарке кружевами.
– Зачем тебе это? – не поняла Велица.
– Уйти отсюда хочу. Жить вольной жизнью. Быть самой себе хозяйкой.
– Одной женщине жить не можно. Без семьи никак. Вмиг хозяин найдется. И будешь ты не кружевами торговать, а телом, – Велица села рядом со мной, обняла. – Скажи, что тебя тревожит? Открой душу.
– Маюсь я. Кто я? Любовница? Любовница любить должна, а во мне нет этой любви. Все выжжено здесь, – я постучала ладонью по груди. – А без любви, как ни крути, одно насилие. И зачем я королю такая?
– Сама не понимаю, зачем ты ему. Таллен всегда статных и высоких любил. Чтобы волосы как вороново крыло, чтобы губы алые, а взгляд дерзкий, чтобы бабская сила чувствовалась…
– Выбирал таких как леди Шер?
– Таких. А ты… – Велица прикрыла пальцами рот и оглянулась на дверь. Понизила голос. – А ты как Донна, когда она только во дворце появилась. Тоненькая, робкая, неумелая. Очи вниз, молитвенник в руках, голос дрожит.
Дракониха немного отстранилась, глаза прищурила.
– Да и похожи вы, словно сестры: волосы светлые, глаза карие, грудь… можно сказать и нет вовсе. В тебе все то, что Таллен в жене ненавидит, а потому никак не пойму, что за чувства он к тебе испытывает.
– Жалость.
– На жалости долго не продержишься.
– Что же мне делать? Куда себя деть?
– А что бы ты сейчас дома делала?
– Ну… – я задумалась. – В саду погуляла бы. Помогла кухарке Чесити месить тесто. Вы не смотрите, что руки у меня тонкие, я сильная: тесто получалось гладким, без комочков. Пошла бы на реку Ласку закат