цветы, голубые как девичьи глаза. Мне весело и легко. Я иду под веселую музыку цикад навстречу голубой бухте и яркому солнцу. Где-то внизу звонко кудахчет курица, наперебой кричат петухи. Загорается летний день.
26 августа. Куда ни глянь – кругом ровная линия горизонта – пароход идет в открытом море. Только слева как мираж легкие голубые тени гор Сихотэ – Алиня, окаймляющие Японское море с запада. Безбрежный блещущий голубой простор колеблет только мертвая зыбь.
Сегодня рано утром тянулись слева зеленовато – голубые, поросшие лесом хребты Сихотэ – Алиня. Понемногу берег, удаляясь, заворачивается в мягкую голубую дымку, далее уходя на запад, пока не становится призрачным голубым миражом.
Нос корабля вспарывает голубую грудь моря, заставляя воду вскипать бешеными пенистыми барашками.
Впереди горизонт безукоризненно чист. Под ногами тяжелыми стальными легкими дышат машины, глухо сотрясая весь корпус корабля. Палуба, словно цыганский табор в нагромождении машин, тракторов, саней, телег; раскинуты палатки. Пестреют у борта загорелые обнаженные по пояс тела, красные повязки на голове, полотенца, зеленые майки, просто наброшенные на голову от солнца. Шум, плеск льющейся из кранов воды, стук домино и шлепанье карт; плач детей и звон кухонной посуды, шлепанье консервных банок, летящих за борт за ненадобностью; разноязычный говор, собачий визг – все сливается в музыку табора. За бортом на белой полосе, шипящей вспоротым носом корабля волны, бежит черная тень корабельных надстроек.
Далеко позади остался ночной Владивосток, рейд, сверкающий бесчисленным множеством огней и последний, в подернутой рябью воде, дрожащий под ветром, свет причала. Маленькая кучка людей на перроне – высокая стройная фигура военного в белом кителе, девушка в пестром оранжевом платье, две – три фигуры в черном, выхваченные из тьмы прожектором «Витебска». И с первым движением парохода – строгие и стройные звуки мелодии, ставшей родной за долгие годы службы:
«Вот солдаты идут
По степи опаленной…»
Что – то сжалось под сердцем, и вспомнилась другая фигурка девушки в черном, стройная и хрупкая на зеленом поле аэродрома.
За кормой парохода дрожал в черной, масляной словно нефть воде, Владивостокский рейд. От его огней по воде масляным блеском протянулись к пароходу, будто щупальцы гигантского спрута, дрожащие световые полосы. Особенно одна, ярко – рубиновая, дрожит на зыби волны и переливается алыми блестками, вскипая далеко у берега рубиновой пеной прибоя. Вот справа от корабля замигал, нервно захлебываясь в ослепительном приказе, сигнальный прожектор. В ответ засигналил прожектор парохода, четко выписывая световыми тире и точками слово «Витебск».
Над головой полощется на ветру алый государственный флаг с серпом и молотом и звездочкой в левом верхнем углу. По его полю бегут черные живые тени, чуть-чуть дрожит, напрягаясь, белый короткий флагшток. Слева от парохода отстает медленно, словно