за присуждение ей вдовьей доли, она сочла возможным написать ему благодарственное письмо – и как-то незаметно началась их переписка. И ей это было приятно: из его посланий она узнавала все светские новости, к тому же он так изящно умел писать о моде и искусстве… Но, возможно, она внушила ему ложные надежды.
Листок меж тем как-то сам собой кончился. Джорджия перевернула его и обмакнула перо в чернильницу.
«Поведаю тебе и еще об одном человеке – о лорде Дрессере. Прости, что пишу на обороте, но не хочу вводить тебя в расходы: тебе пришлось бы платить пошлину за два письма.
Этот Дрессер сущий оригинал, в этом нет никаких сомнений. Когда я впервые увидела его на террасе, он перегнулся через балюстраду так, что, казалось, вот-вот свалится вниз и разобьется. Но на самом деле он просто пытался рассмотреть цветочки.
Я не думала, что дальние плавания способствуют пробуждению интереса к садоводству. Полагаю, мне морские приключения не пришлись бы по вкусу – ведь я обожаю цветы! А когда вспоминаю буйное цветение нашего лондонского садика, а еще «Сан-Суси», то…
Но довольно жалоб. Все это в прошлом, а вскоре у меня будет другой сад.
Я ожидала увидеть кряжистого морского волка с дубленой кожей, но Дрессер, хотя и загорелый и явно обнаруживает военную выправку, в остальном человек на удивление… отесанный. И еще вполне молод. Ему, на взгляд, нет даже тридцати. И сложение у него весьма мужественное. Впрочем, ему еще многому предстоит научиться. Только представь: он подхватил меня на руки и усадил на парапет балюстрады! И проделал это, не спрашивая моего разрешения! Лишь затем, чтобы я рассмотрела цветочки в саду. Сознаюсь, меня это взволновало, к тому же он необычайно силен…»
Джорджия вновь помешкала, рассеянно водя по губам пером.
«Если не брать в расчет шрама, бесцеремонности и отсутствия изящных манер, в этом человеке положительно что-то есть. Он такой твердый, такой цельный, так уверен в себе и силен…
Какая досада – этот его ужасный шрам!»
Устыдившись своей реакции, она пообещала себе, что будет умнее, если им суждено вновь повстречаться. Для начала нужно спокойно описать его наружность:
«У бедняги на правой щеке ужасный шрам от ожога – кожа на нем блестит и морщится, шрам этот тянется по щеке до самой брови от уголка губ – кажется даже, что он все время усмехается. Конечно, я попыталась беседовать с ним как ни в чем не бывало… И все-таки ужасно жаль, что он так изуродован! Прежде он наверняка был настоящим красавцем. Густейшие черные волосы, ярко-синие глаза… нет, положительно, жизнь бывает несправедлива!
Меня уполномочили приглядывать за ним во время обеда, однако он великолепно справился и без моей помощи. Более того, даже помогал мне самим своим присутствием. Помог мне стать на якорь – вот вполне подходящее сравнение, – даром что он морской офицер! Если бы не он, мне куда труднее было бы выносить колкости дам и взгляды Уэйвени, полные вожделения. А ведь Уэйвени теперь женат и ему следовало бы блюсти приличия!
Когда