игру прервали из-за дождя, и все это начинало действовать на нервы.
По трибунам пошла волна.
Люди вскакивают, подбрасывая в воздуху кого что есть и неодобрительно воют, когда волна докатывается до чинов из Федерации, и те не встают, как все.
Волна останавливается, и чуваки сзади меня замечают молодого охранника, может, метрах в двадцати справа. Охранников тут много: черные брюки, черные боты, желтые рубахи.
Здоровый, с виду глуповатый, сальные темные волосы и котлетами громадные бакенбарды до подбородка.
Компания тут же взялась за него:
– Эй, ты! Безопасность! Помаши ручкой!
Он видит их, но и ухом не ведет.
– Эй, Элвис, помаши маме!
– Эй, Агент Баки, помаши нам!
Он улыбается и кивает, типа крутой, и получает в ответ шквал воплей. Тут и «О-о-о», и «А-а-а», и «Ты дебил такой и дебил сякой».
Но на этом они не останавливаются.
– Эй, Траволта!
– Траволта, а ну помаши! Да как следует!
Ближе к концу сна мне вдруг делается странно, и я понимаю – я же голый.
Да, голый.
– Боже, приятель, ты норм? – спрашивает кто-то сзади.
И вот уже цепляют.
– Эй, братан, я за тебя штраф заплачу, только выскочи на поле.
Я отказываюсь и отказываюсь – ис каждым отказом на мне появляется новый предмет одежды.
Дурацкий сон заканчивается тем, что я снова сижу нормально одетый, улыбаюсь, радуюсь, что, как меня ни подстрекали, не выбежал на поле.
Этот сон говорит о том, что я, может быть, извращенец и псих, но не полный дурак.
– Без штанов вы меня не застигнете. Раз – и все в норме.
Никто не слышит.
Игроки снова выходят на поле.
Охранника по-прежнему травят.
4
На следующей неделе погода еще чуток сдвинулась в сторону серьезных холодов. Утра в нашем доме, как всегда, были довольно суматошными.
Сара у себя в комнате красилась на работу. Отец со Стивом, громко прощаясь, уходили, мама ликвидировала бардак, что мы оставили на кухне.
В среду Руб отшиб мне ногу, а потом волоком утащил меня в ванную, чтобы мама не увидала, как я корчусь на полу в судорогах. И пока он меня волок, я одновременно скулил и смеялся.
– Хочешь, чтобы мать услышала? – Руб зажал мне рот. – Учти – она расскажет отцу, и тогда влетит не мне одному. Нам обоим достанется.
Такое было правило в нашей семье. Если случалась какая заваруха, на орехи получали все, кто хоть как-то замешан. Папаша выходил с таким видом, который ясно говорит: у меня был адский денек, и я пришел домой не затем, чтобы разбираться тут с вами. И отвешивал нам то по уху, то по ребрам. Без всяких рассусоливаний. Если прилетало Рубу, то и мне прилетало. И потому, как бы жестоко мы ни дрались, это не шло дальше нас двоих. Обычно нам своих тумаков хватало. Уж точно мы не жаждали добавки от отца.
– Ладно, ладно, – когда мы укрылись в ванной, я налетел на Руба: – Че за фигня,