как хотел, а теперь почти каждый встречный пытается убить. Мне что – просто сидеть и ждать, пока у кого-нибудь получится?
Герхард промолчал. Я и не подумал бы подавать на него в Суд – не из-за ста же золотых, чего смеяться! Но меня сразило и разозлило решение по делу Эгланана-Онуфрия. Да, оно оказалось в мою пользу, однако при этом бывшему королю не помогли ничем. Вообще ничем. Даже кривобокость не исправили. То есть бесполезно просить богов о снятии осложняющих перерождение заклятий с Мэлори и остальных казненных в «Гавани». А я-то собирался поднять этот вопрос сразу же после решения личных проблем – и когда понял, что бесполезно, вспомнил про Герхарда. И подумал: а почто он там наслаждается спокойствием, когда у меня на душе погано? Пусть ему тоже станет погано.
Третье разбирательство оказалось таким же скоротечным и скучноватым, как первые два. Не так я себе это представлял – совсем не так. Читанные мной старые стенограммы Суда, и что я о нем знал из базы, заставляли ожидать чего-то продолжительного, торжественного и грозного, а в действительности процессы походили на торопливо-обыденное разрешение феодалом мелких склок между подданными. Все делалось быстро, слушания проводились поверхностно, допрашивали только главных свидетелей. Видно, в последнее время Высшая Справедливость столкнулась с теми же трудностями, что и управляющая Версумом система. Слишком много задач необходимо постоянно решать, и их число лишь растет, а ресурсов не хватает. И Суд начал избегать всеобъемлющих дотошных расследований, коими прославился в прошлом. Наверно, скоро и число заседателей сократится вполовину, чтобы из одного Суда сделать два. А под конец он вообще будет представлен четырьмя расстрельными тройками.
Поступок Герхарда признали заслуживающим глубокого порицания. Проценты на сто золотых назначили максимальные, а кроме того, постановили оштрафовать мага на круглую сумму, половина которой отходила мне. Чтоб, значит, компенсировать не только материальный ущерб, но и моральный. Герхард защищал себя умело, но как-то без огонька, почти нехотя, и после оглашения приговора только пожал плечами: проиграл – значит, проиграл, ничего не попишешь. Интересно, как он себя поведет, буде меня поймают еще раз? Ему ведь придется уехать из Каритека, если не захочет нарушить запрет приближаться ко мне на дневной переход… В конце председатель спросил, есть ли у кого вопросы к истцу или ответчику. Члены суда промолчали, только Сехмет попросила паузы, встала с трона, спустилась с Седалища по короткой широкой лестнице и отвела меня в сторону, к стене зала.
Оказавшийся к нам ближе всех воин по знаку богини покинул свой пост и отошел подальше. Мы как бы остались наедине: я это почувствовал, хотя и не знал, каким образом Сехмет удалось организовать условия для приватного общения в публичном месте. Она встала так, что почти полностью спряталась в собственной тени; мое лицо ярко освещал горящий за ее спиной пламенник проявления. В другой ситуации мне это не понравилось бы, а сейчас я был доволен. Вблизи женщина с головой львицы и звериными лапами вместо рук неслабо пугала.
– Откуда