Русский литературный авангард и психоанализ в контексте интеллектуальной культуры Серебряного века
контексте рассуждений.
Противоречие в концепции «половой любви» В. С. Соловьёва заключается в том, что, с одной стороны, утверждается необходимость преодоления пола в процессе эсхатологического преображения как решающей победы над смертью (влияние учения Н. Ф. Фёдорова), а с другой – декларируется вера в возможность свершить это преодоление средствами самого пола. (Отметим, что у Платона любовь, как её определяет миф об Эроте (в изложении Аристофана – участника диалога «Пир»), также предстаёт в качестве исключительно человеческого стремления, которое для своего осуществления должно выйти за пределы природы человека как единичного существа.) «Эротическая утопия» В. С. Соловьёва (так назвал эту концепцию кн. Е. Н. Трубецкой), продолжая платоновское понимание Эроса как начала любовного влечения плоти, достигающего вершин стремления к идеалу, именно в половой любви открывала силу для победы над смертью.
Концептуальное противоречие в размышлениях В. С. Соловьёва (отмеченное как им самим, так и в работах его оппонентов и критиков – например, кн. Е. Н. Трубецкого, В. В. Зеньковского) обусловило поиск возможности выхода из мыслительного тупика. Таковым и стало возрождённое В. С. Соловьёвым и трансформированное им в гностически-христианском контексте учение Платона об андрогинизме, приобретшее у русского мыслителя религиозно-утопический характер.
В статье «Жизненная драма Платона» (1898) В. С. Соловьёв развивает учение о половой любви, высшей формой которой является не внешне материальное, физиологическое, а внутреннее соединение любящих (сизигия), которое, не уничижая телесное начало, восстанавливает целостность человека, его «всеединство».
Сам Соловьёв, – подчёркивает В. В. Зеньковский, – тут же и употребляет слово «андрогинизм»: постановка рядом слова «восстановление» могло бы означать, что андрогинизм предшествовал половому диморфизму. Но такое понимание было бы чистым недоразумением, так как «восстановление» относится не к андрогину, которого ещё не было в истории, а к образу Божию. <…> Любовь (половая) и является той силой, которая ведёт весь мир (через человека) к осуществлению всеединства [90, c. 57].
Однако нас мало интересует сейчас проблема утопичности воззрений В. С. Соловьёва на Эрос. Мы хотели лишь указать на совпадение контекстов его метафизики любви и концепции, изложенной в рассматриваемой работе С. Н. Шпильрейн (повлиявшей в свою очередь на позднейшее психоаналитическое учение З. Фрейда о влечениях к жизни и смерти).
Обращение к философии Ф. Ницше у С. Н. Шпильрейн не было случайным: культурфилософский контекст эпохи обусловил этот интерес и в психоаналитических кругах. Однако анализируя ницшевскую концепцию физического перерождения человека и преодоления человеческой природы в «сверхчеловеческом» существе, она придала ей своеобразную, психоаналитическую интерпретацию. На биологическом материале (очень схожим с примерами В. С. Соловьёва, как мы убедились), на мифологических