не ответила, не обернулась. – И что с тобой будет после, когда ты уйдешь? – голос Моузли был хриплым, надломленным, но грубым, словно он прятал за этой грубостью грусть. – Что с вами делают утром? Отправляют в утиль или что-то еще?
– Я не знаю. – Одри заставила себя обернуться. Моузли пристально смотрел на нее. Только сейчас Одри заметила, что у него голубые глаза.
– Я тоже не знаю, куда отправят меня, когда лига больше не будет нуждаться во мне, – неожиданно сказал Моузли. Одри услышала тяжелый вздох. – Наверное, тоже пустят в утиль. – На его лице появилась улыбка. Сломанный нос и большой шрам на левой щеке как-то скрасились.
– Вам красиво, когда вы улыбаетесь, – честно сказала Одри. Улыбка Моузли сменилась кривой ухмылкой. – А вот так уже не очень.
– Ты правда очень странный дройд, – сказал Моузли после долгой паузы, подозвал к себе Одри. – Дройды твоей модели могут пить или ты только умеешь заниматься сексом?
– Я не дройд.
– Тогда пей. – Моузли налил ей стакан скотча.
Одри хотела отказаться, но ей казалось, что если она это сделает, то уже никогда не сможет переубедить Моузли, что она человек, а не дройд.
– До дна, – сказал Моузли.
Одри зажмурилась. Рот и пищевод вспыхнули огнем. В желудке потеплело.
– Хороший дройд! – рассмеялся Моузли, схватил ее за руку, усадил рядом с собой на диван. – Скажи мне, дройд…
– Одри.
– Что?
– Меня зовут Одри.
– Хорошо. Скажи мне, дройд Одри, ты знаешь, что такое футбол.
– Мой отец смотрит иногда футбол.
– Отец? – Моузли глуповато хлопнул голубыми глазами. – Ты что, действительно не понимаешь, что не человек?
– Я человек.
– Тобой руководят всего программы. Не знаю, как точно это работает, но таких, как ты, у меня было много. Не таких, конечно, замороченных, но тоже для приватных услуг.
– Я не для приватных услуг.
– Вот как? Для чего же тогда?
– Я родилась в семье рабочих. Я могу быть ландшафтным дизайнером. Могу выращивать деревья. Могу рисовать картины…
– Замолчи…
– Но…
– Не видел ничего более отвратительного, чем шлюха из касты рабочих.
– Что плохого в касте рабочих?
– Они не спортсмены. – На лице Моузли снова появилась кривая недобрая ухмылка. Одри молчала. – Давай выпьем еще, – решил Моузли.
Одри не возражала, но на этот раз лишь пригубила стакан. Моузли не заметил. Он выпил и потянулся за таблетками.
– Это все из-за травмы или из-за того, что ушла жена? – спросила Одри.
– Нет. Просто так. – Моузли уронил пузырек с таблетками.
Пилюли высыпались на стол, покатились по стеклянной глади. Моузли замер. Одри услышала тихое, почти неразличимое проклятие. Ей почему-то показалось важным именно сейчас рассказать ему о своей семье, о своей жизни. Моузли слушал, продолжая смотреть на рассыпанные по столу пилюли. На его снова ставшем непривлекательным лице не было ни одной эмоции. Одри показалось, что он заснул с открытыми глазами.
– Эй,